Марьюшка плакала в кухне, но она одна у нас делала все, что привыкла делать: приготовила завтрак, к которому никто не притронулся, прибрала в комнатах, а теперь, заливаясь слезами, готовила обед. Сегодня ей пришлось туго, так как бочки были пусты: Юнус не налил в них воды. Ни его, ни Садыка Ходжаева не было дома. Их халупа была заперта на висячий замок. Имело ли их отсутствие что-нибудь общее с исчезновением Сахбо, я не знал.
Отец не сделал мне ни одного упрека, но в постановке вопросов, которые он задавал мне, в его взгляде я чувствовал обвинение. Да я и сам обвинял себя! Ведь последнее время я мало обращал внимания на нашего гостя. Я уже стал неохотно помогать ему в приготовлении уроков. Как-то я даже сказал: «Ты все уже знаешь сам, моя помощь тебе не нужна». Я хотел, чтобы Сахбо сказал, что нуждается в моей помощи, во мне. Но он промолчал. Уроки мы приготовляли всегда вместе, сидя рядом, но каждый делал свое дело самостоятельно.
Теперь я понял, что должен был откровенно поговорить с другом, наконец, сказать, что я видел его с Садыком Ходжаевым, просить его рассказать, что связывает его с ним и с карликом Мухабботом. Я ничего этого не сделал. Стыд и горечь жгли меня…
Отец сказал, что займется этим сам, и вышел из дому, прося меня не предпринимать ничего. Я обещал. Нянюшка, помня мои детские годы, старалась утешить меня по-своему. Она приготовила мои любимые кушания, заставила стол лакомствами. Но мне ничего не лезло в горло. Я лег на диване в отцовском кабинете. Так когда-то в Кудуке лежал я, оплакивая двух друзей — Зухру и Сахбо. Невольно мне вспомнилась наша подруга.
Что она теперь делает? Как живет? Неужели она любит толстого, волосатого Умара Атабаева и счастлива с ним? Я впервые задумался о своих сверстниках, о Сахбо, который ушел из родного селения. Ведь там остались его мать, братья. Наверное, он скучал без них, может быть, тревожился… А я забавлял его сказками о дочерях хана, рассказывал о своих товарищах. Неспроста объяснил он мне свою близость с Мухабботом одним словом — «узбек», а я не понял да еще обиделся. Лежать мне стало невмоготу. Я встал с дивана. Бездеятельность угнетала и раздражала меня. Отца все не было. Если бы не данное ему слово, я бросился бы сам на поиски Сахбо. Мне хотелось отыскать маленького человечка и, встряхнув его хорошенько, выпытать все, что он знает о моем друге.
Я чувствовал себя для этого достаточно сильным и взрослым. За эти часы одинокого раздумья я точно повзрослел.
Марьюшка, приоткрыв дверь, тихонько поманила меня. Я вышел к ней в кухню. Так же таинственно она показала на окно, выходящее во двор.
Во дворе было совсем темно. Но я ясно различил силуэты людей. Несколько человек в халатах двигались по направлению к проему, соединяющему два двора. Они не шли, а именно двигались, неся что-то тяжелое на руках. Я выскочил на крыльцо. Люди переговаривались шепотом по-узбекски. Я пошел за ними, перелез в соседний двор.
Теперь я различил, что впереди мужчин шел Юнус, остальные несли тяжелого, грузного человека. С головы его спала тюбетейка, и я узнал голову старшего Ходжаева. Мне показалось, что я вижу кровь на его лице.
Юнус открыл дверь халупы, и старика внесли. Я остался около дверей, понимая, что сейчас не время спрашивать об исчезновении Сахбо, но как-то связывая эти два события.
Я так задумался, что не заметил, как ко мне кто-то подошел. Это был маленький Мухаббот. Теперь мне было непонятно, как я мог посчитать его мальчиком. Лицо Мухаббота стало лицом старика. Сеть морщин покрывала его лоб и щеки, шершавые губы уныло опустились вниз.
Он протянул свою маленькую руку и так и стоял передо мною с протянутой рукой. Я не взял его руки. Я спросил его напрямик:
— Где Сахбо?
Он не стал отпираться, не стал говорить, что ничего не знает. Мухаббот сказал мне по-узбекски:
— Сахбо ушел к своему народу. Нехорошо быть с врагами, когда решается судьба твоего народа.
— Мы не враги Сахбо, — сказал я. — Он сам пришел к нам. К моему отцу, к русскому доктору, прислала Сахбо его мать. Мы не враги узбеков.
Мухаббот пожевал губами:
— Да, доктор хороший человек. Ни ты, ни доктор не знаете, как он, твой отец, может послужить узбекскому народу. И он послужит ему, а Сахбо не ищите.
— Куда ты увел его? — спросил я сурово и по-русски. Мухаббот ответил мне неожиданно тоже по-русски и совершенно правильно:
— Я не уводил его. Он ушел добровольно. Он исправил свою ошибку.
Ничего больше не прибавив, Мухаббот скрылся в халупе Ходжаевых. Я не пошел за ним. Мне нечего было делать там, около больного старика.
Меня мучили злоба и бессилие. Отец был уже дома. Я передал ему свои разговоры с Мухабботом и о том, что, по-моему, старого Ходжаева принесли домой раненым. Я не успел закончить, как в дверь постучали. Это был Юнус. Он просил доктора прийти к ним.