В ярко освещенном зрительном зале было шумно. Люди сидели в верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров, ожидающих посадки в поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом.
— Вербованные, — Фетисова показала глазами на зал. — Почти все здесь собрались.
— Не только вербованные. — Самохин всмотрелся в державшихся особняком женщин. Некоторые из них пришли с детьми и узлами. — Не только…
Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина.
— Почему здесь в верхней одежде? — громко спросил он. — В шапках! С вещами! Как на вокзале!..
— Что ж, выходит, нам и помощи не будет никакой? — перебила его женщина с ребенком на руках.
— Будет, — ответил Самохин. — Сами себе поможем.
— Нечего нас уговаривать! — злобно бросил кряжистый детина в потертой стеганке. — Не маленькие. Видим, что на дворе творится.
— Зачем уговаривать? — спокойно возразил Самохин. — Придет время, прикажу выйти на работы…
— Прежде чем приказывать, обеспечьте нас! — закричали в зале. — Валенки дайте! Стеганки!
— Какой из меня работник? — подскочил к Самохину курчавый парень в узконосых туфлях. — В пальтушке! Полы путаются в ногах, снег гребут.
— Вас завербовали для работы на обогатительной фабрике, — по-прежнему сдержанно ответил Самохин. — На работающих в цехах валенок на комбинате нет. Тут и спорить не о чем. Надо будет — пойдете работать.
— Без валенок? — спросил курчавый. — На улице?
— Что ж, по-вашему, когда буря бьет корабль, матросы калоши требуют, чтобы ноги не промочить?
Самохин увидел, что вместо делового разговора его затягивают в ненужные и лишь раздражающие рабочих препирательства. Сопровождаемый недовольным гулом, поднялся он на сцену, выждал, пока затих шум, и обратился к притихшему залу.
— Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки, а кое-кто тут… санаторий устроил.
— А ты посиди в этом санатории! — закричали из зала. — Давай к нам! Разговаривать легко, сверху-то!
Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться.
— Минуточку!
Договорить ему не дали.
— Прежде чем требовать, обеспечьте людей!
— Мы тоже знаем свои права!