Не выдержал Егорыч, забыл об опасности.
— Стой тут, Журавка, хоронись за березкой. Я мигом.
И он побежал, не пригибаясь, туда, где лежал Димитрушка. Пока немец делал новый заход, Егорыч успел подхватить мальчика и спрятался за дерево. Димитрушка очнулся, закричал надрывно, пронзительно и снова впал в беспамятство.
С воем кружил над лесом самолет. Последняя бомба угодила в Синезерку, никого не поранив. И тихая речка взметнулась вслед самолету гневными всплесками.
Антоша не мог уснуть. Он вздрагивал от крика птиц. Вскакивал с постели, заслышав паровозный гудок, доносившийся с разъезда. Ему казалось, что это звенит бомба и вот-вот взорвется.
— Егорыч! Егорыч! — кричал он в темноте.
— Ну что, что ты, Журавушка? — успокаивал его старик. — Не бойся, спи. Не прилетит больше немец: ему темно тут в лесу злодействовать. Спи.
Мальчик затих, задумался.
— Егорыч, — заговорил он снова, — а немцы кто?
— Как кто? — удивился Егорыч. — Люди, стало быть, кто ж еще?
— Почему их тогда боятся? Разве людей боятся?
— Звери они сейчас, вот кто, — насупился Егорыч. — Оттого их боятся.
— Ты непонятно говоришь, — возразил Антоша. — То они люди, то звери.
— Хуже зверей, — сердито сказал Егорыч. — Не по-людски поступают.
Не разберется Антоша в своих мыслях. Зачем немцы убивают? Вон Димитрушку поранили. Других ребят убили. Кудеярцы сегодня плакали, когда хоронили убитых. Снова заговорил:
— Егорыч, у немцев бывают маленькие ребята?
— Бывают, — ответил озадаченный Егорыч и попросил: — Ты не задумывайся, Журавка. Очень ты у меня раздумчивый. Что тебе думки горькие запали? Спи. Я тоже спать пойду.
— Не уходи, Егорыч, не уходи! — закричал Антоша. — Я боюсь. Немца боюсь.
— Ах ты, глупинка-соринка. И что надрываешься? Чего бояться немца? Вон как его бьют! Оттого и злобствует он, оттого и лютует. Скоро и от нас выгонят, побьют его.
— Ты говоришь, побьют. А наших сколько побили!.. Жалко наших. — И он заплакал горько и безутешно, повторяя: — Жалко наших очень. Димитрушку жалко.
И снова подивился Егорыч. Малец еще, а горе чувствует. Скорбит душа, тоской и страхом надорвана.
Антоша умолк и только изредка всхлипывал.