Необычайно мягкие, теплые дни и свежие ночи. Луна такая, что я вчера читал.
Сообщение Николая Владимировича, что нашу квартиру в Москве хотят заселить. Странно, но как только я понял, что мне в советской литературе не на что больше надеяться, чем на то, что я имею, а имею я уж не так-то много, — мне не захотелось ехать в Москву. Зачем? Окончить жизнь, бродя по горам и написав книгу об охоте, куда лучше, чем сгнить на заседаниях Союза писателей.
25. [IX]. Пятница.
Вчера вечером читал «в лазарете». Мягкая мебель, пианино с немецкой маркой. Картины Орловского, портреты героев Отечественной войны, фотогазета, ковер. Больные в нижнем белье и черных халатах. Не курят. Много кавказцев. Было бесцветно и скучно.
Все говорят о возможности налетов на Ташкент. Агитаторша сказала, что «Ташкент — прифронтовой город». В домах чувствуется, что привыкшие к эвакуации уже собирают чемоданы.
Писал «Хлеб» — либретто. Получается чепуха, ибо спутан по рукам и ногам военными обстоятельствами и брехней, неизбежной во время войны.
Заказали костюм, как его вежливо назвала заведующая, тощая какая-то [нрзб.] «из нашего трико», — это нечто вроде сатина.
Один знакомый, LLL, до того не писавший стихов, внезапно прочел мне их. Стихи плохие. Я сказал.
— Вы знаете, прежде всего ваши стихи обеспокоили меня по личной линии…
— Как так?
— До знакомства со мной вы стихов не писали. И я подумал, видимо, я произвел на вас впечатление очень глупого человека, если вы сразу, не учась, написали и принесли мне читать.
— Что вы, Всеволод Вячеславович!
— А как бы вы посмотрели на меня, если бы я написал вам рецепт от вашей болезни?
Боюсь, что после этого рассуждения он будет, уже окончательно, считать меня дураком.
26. [IX]. Суббота.
Позвонили из Информбюро, что можно получить в «Динамо» дробь. Ну, если приду за дробью, то получу и пороху. — Кроме того, о «Хлебе» обещал принять Юсупов. Вчера милиция приклеивала регистрационные листки.
Женщина с упоением рассказывает:
— Вчера, впервые, я оказала первую помощь. Человеку отрезало трамваем ноги! Он спрыгнул с первого вагона и попал под второй. Вор! Узбеки не дают — пусть, говорят, подыхает. Но, я добилась и перевязала. Ах, как приятно!
Возле «Тамары Ханум»{283} дурно сделалось старушке. Позвонили в «Скорую помощь». Приехали и какая-то девка говорит: «Зачем побеспокоили „Скорую помощь“ — мы мертвецов не возим». Тут Петя дал ей по морде. Но в общем и Петя, и «какая-то девка» уехали в милицию, а старушка так и помирает, да, благо оттащили ее ближе к телефону, а телефон-то оказался в Правительственной поликлинике.
Бои за Сталинград, Моздок и Синявино.
Получил обещание на порох, дробь и пистоны. Возможно, что получу не сегодня-завтра и ружье. Во всяком случае сейчас ухожу за всем этим. Если еще, вдобавок, улажу с поездкой в предгорье, чудесно!
Вызов из Москвы — на меня и Тамару Владимировну — месяц.