Вечер по случаю 60-летия со дня рождения Н. С. Тихонова.
На банкете в мраморном зале «Гранд-отеля», когда какой-то казах ругал грузин, друзей Тихонова, за «нахальство», Тихонов подошел к ним и сказал:
— Спасибо, что пришли.
И тогда же Козловский{524} сказал Тамаре:
— А я на днях хотел к вам приехать посоветоваться.
— По какому поводу?
— Ко мне пришли подписывать обращение в ЦК о том, что евреи хотят «реваншировать», «захватить власть в искусстве»…
— Обращение кончалось подписью А. Герасимова{525}?
— А вам тоже приносили?
— Нет, догадываюсь.
Козловский почему-то испугался, встал из-за стола, ушел и больше не возвращался.
5 янв. 1957 [г.], 7 час. утра.
Странный я видел сон; никогда такое не снилось. Я вообще, должно быть, редко вижу цветные сны, хотя живопись и люблю.
Это восстанавливался какой-то старинный дворец, в середине какого-то полуразрушенного города, который, должно быть, я часто вижу во сне. Я прошел в него не с улицы, а через какие-то подвалы: едва ли не через военные мастерские.
Дворец был небольшой, со старинными круглыми сводами, с множеством лестниц; что-то вроде Кремлевского. Всюду ходили рабочие, стояли ведра с краской, кое-где леса.
А некоторые зало были уже отделаны — художниками, корейцами. Даже пол был написан. Я ходил по залам босиком. Ноги прилипали к свежей краске.
На стенах… боже мой, как это было прекрасно!
Стены заполнены были картинами, — маслом, прямо на стене.
Голубое, желтое, розовое. Мотивы все старинные, — хотя писали молодые люди.
Мне понравилась какая-то синяя, в синих тонах, картина, изображающая берег озера, деревья и группу людей, отдыхающих на траве, у ручья. Я похвалил. Какой-то кореец сказал:
— Хорошо? Хорошо! А вот — Катя, — т. е. работы Кати — и указал на кореянку-художницу, которую звали по-русски Катей. Она повела показывать свои работы.
Это было голубое чудо в легкой дымке!