Во время этих двух недель общения, Павел был крайне насторожен. Не в силах отказаться от Маши, но и не способен позволить себе по настоящему привязаться к ней. Как охотник, вдруг нежданно ощутивший на себе прицел чужого ружья.
Да, это было особенное время и особенная девушка, которую он не сделает своей. Иначе пропадет совсем, иначе ждет неизвестность и отношения, которые, он уверен, втянут его всего как трясина. Всю его жизнь, душу, которую так берег.
И Павел прервал все.
Когда Маша, наконец, вышла к нему, улыбающаяся и принявшая решение верить ему и своим чувствам, он стоял и ждал с четким решением прервать их отношения. Павел даст себе еще неделю. А через семь дней, сделает это. Постепенно, спланирует и отдалится. Придумывать стратегии он умеет.
В ту ночь Маше приснился сон про них с Павлом. Во сне мужчина был в странном гротескном гриме, черно-белое лицо, черные, нарисованные и немного размытые слезы на побеленных щеках. Он напоминал музыканта из рок- группы. Они лежали на кровати, причем еще в Машиной самой первой детской спальне, в старой квартире родителей. Маша там уже так давно не была.
В царящей тишине она попросила снять маску, смыть грим и показать свое настоящее лицо. Он отвечал — «нет». Говорил, что не хочет, боится это сделать.
— Но ведь я сама полностью обнаженная перед тобой. Ты меня видишь, какая я есть, это не честно…
Так оно и было, не честно.
Павел упоминал, что преподает в консерватории. У него не было своего класса, и педагогика являлась скорее даже развлечением или благотворительностью. Он раз или два в неделю ходил на уроки и слушал молодых виолончелистов, струнные квартеты, квинтеты. Паша утверждал, что не имеет каких-либо академических амбиций, просто отдает долги.
Это были крохи, которые он рассказывал о своей жизни. Маша даже не знала имен его родителей, есть ли у него братья или сестры, где он в то время, когда не с ней, где встречает праздники.
В его квартире не было фотографий, каких-нибудь безделушек, сувениров, горшков с цветами. Его дом говорил, что хозяин там спит, занимается, моется, иногда готовит. Кровать, книги, ноты, хорошая звукоизоляция, удобные кресла и диван, неуютная пустая кухня. Ну и шикарная ванная комната, которая Маше, жившей в общежитии, казалась просто огромной.
И если в отсутствие Павла голову Маши переполняли вопросы, догадки, предположения, то когда он был рядом, и была теоретическая возможность все свои вопросы ему задать, она…была занята другим. А из головы выветривалось все, кроме него, его лица, улыбки, рук. В голове становилось по-летнему светло и свободно. Солнечно. Тепло.
Маша хотела его больше узнать. После того концерта, после разговора с Натальей и принятого мной решения, она решила не бояться и действовать самой тоже. Как взрослый человек проявить инициативу в их отношениях. Вряд ли Наталья предполагала такой эффект от своих слов.
Она принимала Павла таким, какой он есть, но хотела еще полнее и глубже его понять, его жизнь. Все о нем было ей интересно. Поскольку он сам в основном молчал или, если Маша все-таки вспоминала какой-нибудь мучивший ее вопрос и не сдавалась, то он применял запрещенные приемы. Прерывал вопрос поцелуем, шепча при этом ее имя, обхватывая лицо теплыми большими ладонями.
Маша решила сходить в консерваторию. Не лучшая идея, и она прекрасно это понимала. Но не могла терпеть. Хотела быть частью его мира, хотела определенности и хотела… безумно хотела услышать от него слова признания. Она и сама еще не говорила, что чувствует к нему. Но девушке это простительно, а вот Павлу..! Маша не знала, что ей делать.
Может надеть короткую юбку, прозрачную блузку и шпильки? Прикупить в магазине отпадное сексуальное белье? Так вроде поступают девушки, когда хотят чего-то добиться от парня. Прикусывание губ, демонстративное облизывание чайной ложки, долгие томные взгляды… Хм.
Попыталась перед зеркалом изобразить этот «томный взгляд из-под ресниц». Подавилась глотком чая, который был в это время во рту. Лучше смотреть на Павла как обычно, а то еще примет за отсталую в развитии с синдромом дауна.
Да, она не умела и никогда никого умышленно не соблазняла. Не кадрила, так вроде говорят. В юбке при такой погоде будет очень холодно, также как и в сапогах на шпильке. Краситься и вилять бедрами при ходьбе получается еще нелепее, чем томно смотреть. Что делать?
Большое старинное здание консерватории встретило ужасным скрипом петель входной двери. Даже не скрипом, а леденящим кровь, полным муки стоном. Потом охранник, проводивший девушку подозрительным взглядом после того, как узнал, кто она такая и к кому направляется.
Поднималась по широкой длинной лестнице. Высоченные потолки, витые перила, лепнина, тяжелые люстры. Не учебное заведение, а дворец. На некоторых стенах стенды, а на них висят афиши. А вот и Павел. Как он здесь на фотографии хорошо вышел, так смотрит пронзительно. Маша приободрилась, скоро она его увидит.
Перед дверью в аудиторию группа студентов. Обычные, типичные студенты, немногим младше нее самой. Красивые девушки, которые все вдохновенно обсуждают предстоящий открытый урок. Вероятно все они к Павлу.
Маша остановилась в отдалении и наблюдала. Вот открывается тяжелая высокая дверь, выходит сморщенный старик в очках как у Вуди Аллена, смешной. За ним в проеме двери показывается Павел. Высокий, темные волосы стильно подстрижены, брюки с идеальными стрелками, светлая рубашка.