Александра МурриЛЕМОРАН
Миленький ты мой,
возьми меня с собой,
там в краю далеком,
буду тебе женой.
Полагаться на старших и быть хорошей дочерью, послушной, правильной и преданной. После смерти мамы так и жила, спрятавшись за спиной отца и стараясь оправдывать его ожидания.
Он, конечно же любит меня, знаю это, но нам обоим тяжело далось «сиротство», утрата любимой жены и матери. О еде, крыше над головой и кредитах беспокоиться не нужно, но поговорить и поплакаться мне не с кем. Отец вот уже пять лет живет как робот, говорит правильные вещи в правильное время. Проснувшись «Доброе утро!», вечером «Хороших снов!», спрашивает, как у меня дела, дожидаясь ответа с заинтересованным выражением на усталом лице. А я не могу ничего ответить кроме как «спасибо папа, все хорошо». Скомкано, сжато. В наших с ним разговорах паузы гораздо выразительнее слов.
С того времени как погибла мама, я больше ни на секунду не видела прежнего отцауверенного в себе и веселого. Было ощущение, что он умер вместе с ней. И, увы, как я ни старалась, а все отчетливее понимала, что сделать его снова счастливым не в моих силах.
Что может быть страшнее для ребенка, чем осознание этого? Вскоре я поняла, что много чего.
Мы переехали на Фабиус. Последний отчаянный рывок, попытка начать жизнь с чистого листа. Уехали из дома, где все напоминает об утерянном счастье. Отец физически не мог больше видеть знакомых, хотел хотя бы бегством избежать их постоянного сочувствия и жалости, неуклюжих попыток помочь. Чужая планета и чужие люди вокруг, казалось, будут для него лучше. Для него, но не для меня.
Оставила свой университет. Особенно близких друзей у меня там хоть и не было, но все-таки, там я своя. Меня знали, и я чувствовала себя безопасно и удобно в окружении знакомых с детства людей. Тихоня, послушная папина дочка, мое поведение, оценки, внешний видвсе всегда идеально, не к чему придраться. С такими, как я, обычно не общаются, если только понадобится что-то списать.
Мне не жалко, вдобавок, ко всему я еще и добрая, прекрасно понимаю затруднения одногруппников. Спорт, вечеринки, подруги-друзья-флирт-отношения, путешествия, концерты, премьерыим не до «скучных» лекций по этническим культурам. Кто в здравом уме предпочтет бесконечные ряды черных букв на белом фоне, например, виртуальному сноуборду с друзьями, где адреналин и все ощущения как вживую? И разряженный воздух, и слепящее солнце и обжигающий снег на вершинах гор. Правильно, никто. И я бы покаталась, если бы была возможность.
Но и учиться интересно. Обожаю свою профессию и за одно это, возможность обучаться выбранной специальности, безмерно благодарна отцу. Не навязал более практичного образования, где больше вероятность хорошо зарабатывать.
При обсуждении нашего переезда это был единственный вопрос, который я задала. Можно сказать, условие, при котором согласна лететь на Фабиус, продолжать учиться.
Ни про каких родственников не знала. Про своего брата отец не рассказывал, и только по вскользь оброненным фразам я узнала о дяде и о том, что он живет на Фабиусе. По тону и неприятным интонациям в голосе отца, поняла: он не ладит с братом. Больше я вопросов не задавала, к молчанию привыкаешь.
Так мы покинули дом. Я оказалась совсем не готовой к тому, что ожидало на новой планете. Все чужое, другие расы, огромный город, не сильно чистый и совсем небезопасный. Даже профессионального интереса к новым, никогда не виденным гуманоидам и их культуре, не появилось. Никакого любопытства, только отторжение и мерзкое предчувствие.
Гигантский космопорт произвел на меня, все двадцать лет ходившую одной дорогой от дома к школе и обратно, ужасное впечатление. Как они дышат здесь таким воздухом? Как передвигаются в такой толчее? Как услышать ближнего в таком гаме? И куда все так спешат?
Впервые ступив на Фабиус, понялаэто не мое. Совсем не мое место, не моя планета. Покрепче взяла под руку отца. Стыдно признаваться, но появился детский страх потеряться.
То неприятное предчувствие не покидало в течении трех месяцев. Я ждала чего-то плохого и дождалась.
В то время редко видела папу в нашем временном съемном доме. Он пропадал с утра до вечера, налаживая на Фабиусе дела, строительство нового дома и своей конторы. Я же безвылазно сидела в квартире, грела завтраки и ужины, провожая и встречая папу с работы, и готовилась к вступительным экзаменам. Семестр вот-вот должен был начаться.
С городом предпочитала знакомиться посредством карт и головизора, нежели выходить на улицы. Да, трусила. К тому же, моему чувствительному носу жутко не понравился здешний воздух, спертый, с неприятной горчинкой. Если глубоко вдыхала, обязательно закашливалась. В помещении его состав можно регулировать и я экспериментировала, пока не нашла наиболее приемлемый вариант.
Поздно вечером, когда негромко напевая, складывала обратно в контейнеры приготовленную папе еду, на визор пришло короткое сообщение из какого-то ведомства.
Первой шла строка с соболезнованием. Далее по-деловому лаконично сообщалось, что на строительстве нового здания на сто семьдесят шестой улице, из-за некачественного сырья обрушились тридцать верхних этажа. В числе погибших Вихо Хартвайя. Опознание не требуется, нужно оплатить услуги по кремации. Стандартные уведомления, их получают все родственники погибших.
Дальнейшее воспринималось мной словно через густой липкий кокон. Страх, беспомощность и одиночество. Я не знала никого на этой планете, даже соседей ни разу в лицо не видела, не говоря о том, чтобы перемолвиться с кем-то из них добрым словом. И я совершенно не представляла, что делать дальше. Никто за руку не ведет, советами не помогает. Хорошее образование не всегда подготавливает к реальной жизни. Взрослая, я оказалась совершенно неспособной что-либо решать.
В таком состоянии меня и нашел мой единственный родственник. И помог повзрослеть.
Девочка, я Гэджи, твой дядя. Не пригласишь войти?
В тот день, когда на пороге квартиры появился этот человек, моя жизнь превратилась в ад.
Прошло полтора месяца. Сижу в углу дешевой забегаловки с чашкой синтетического кофе и под столом пытаюсь сосчитать наличные, которые удалось выручить за все мои украшения. Денег ничтожно мало, меня обдурили по полной. Не умею торговаться, а от страха, что в ломбарде меня в любой момент может найти дядя, в таких местах он постоянный клиент, заикалась и даже короткую цифру нормально выговорить не могла.
Хорошая девочка одна на грязной торговой станции в космопорту. С незаконченным, мало где применимым образованием, пачкой наличных в кармане и плотно набитым вещами рюкзаком. Все мое при мне, все остальное, что оставили мне родители, присвоил Гэджи.
Ни о какой опеке и родственных чувствах речи не шло. Он в первый же день, не стесняясь и не скромничая, дал это понять.
Мой дядя игрок, азартные игры для него как воздух. Нежданная гибель брата пришлась как нельзя, кстати, ведь наследство поможет выплатить долги и жить припеваючи. Какое-то время. Гэджи не очень удачливый, а постоянные проигрыши превратили его в беспринципного подонка и слабака, который не колеблясь, отнимет монетку у калеки на паперти.
Надежда умирает последней, так говорили много веков назад, так говорят и сейчас. Так вот, моя надежда умерла сегодня. Спасибо дядя Гэджи, ты сильно помог ей в этом.
Тянуть с побегом было нельзя, второй возможности могло и не появиться. Квартира, которую мы с папой снимали, превратилась, чуть ли не в притон. Меня пока не трогали, но я уже не настолько наивная, чтобы верить, что жизнь наладится.
Тот круг людей, с которыми Гэджи общается, в последнее время заходят к нам как к себе домой, последние отребья этого города. Они настолько ужасны, что я физически не могу выносить их присутствие, особенно, их пристальные оценивающие взгляды и пошлые шуточки. Все комнаты, мебель, даже моя одежда провоняли никотиновым дымом и спиртным. Впервые порадовалась появившемуся на Фабиусе постоянному насморку, благодаря которому не так остро ощущала все эти «благовония».
Мне все равно некуда идти. Кажется, везде было бы лучше, чем на этой проклятой планете, среди людей, которые полностью разрушили мою детскую веру в доброту и счастливые сказки. Все равно куда, лишь бы подальше от Гэджи и от Фабиуса.