Ира в аварийном режиме объехала три салона, какие попались на пути, но только в одном не было очереди. Высокая приятная девушка сделала ей массаж и оживляющую маску и предложила декоративный макияж к празднику, но Ирина отказалась. Она теперь не пользуется декоративной косметикой, а если пользуется, то по минимуму и незаметно, стараясь не разрушать тот образ, в котором впервые увидел ее Макс.
Это случилось осенью, когда Ирина выходила из ворот Сретенского монастыря. В длинной юбке, с головой закутанная в шаль, она перекрестилась на икону и пошла в сторону Рождественского бульвара. Мужчину, который смотрел на нее, а потом направился следом, она, конечно, заметила каким-то особым женским задним зрением (еще героини О. Генри признавались в тайном умении подсматривать сквозь незастегнутую пуговицу на спине), но не подала виду и решила вообще не реагировать. Не для того она посещала храм Божий, чтобы уже на выходе заводить уличные знакомства.
Для чего, собственно говоря, Ирочка Венецианова пришла в церковь, что случалось в ее жизни не так уж часто, она бы не смогла точно сформулировать. Во всяком случае, не замаливать грехи, потому что сама была жертвой. Просто ее все достало, особенно последний роман, который казался совершенно беспроигрышным вариантом, но на поверку оказался самым грязным и постыдным в ее опыте отношений с мужчинами.
Дарий Петрович не был штатным преподавателем их института, но вел там спецсеминар, куда Ира записаться не могла, — он предназначался для выпускного курса. Это и послужило поводом для их знакомства: перед очередным семинаром студентка Венецианова подошла к преподавателю и попросила в виде исключения разрешить ей посещать занятия пятикурсников. Чуть ли не в тот же день Дарий отправился ее провожать, но проводил почему-то до своего дома.
У него была хорошая и прилично обставленная квартира, которую он не делил ни с родителями, ни с соседями, ни с бывшей женой. Была хорошая работа, зарплата, машина, — одним словом, полный набор достоинств, так что оставалось только удивляться, что до сих пор никто не прибрал к рукам это тридцатисемилетнее сокровище. Ирочка пребывала в уверенности, что наконец поймала свою золотую рыбку, и даже сообщила родителям о женихе-преподавателе. Это, она знала, их порадует.
Дарий действительно был готов на ней жениться и даже познакомился с родителями, не верившими своему и дочкиному счастью. К этому событию, которое означало официальную помолвку, он купил ей браслет с изумрудом, хотя вообще-то был скуповат. Но если бы только это!
Сперва Ира старалась не замечать его странных наклонностей, относя их на счет то трудного характера, то напряженной работы. Но через месяц регулярных свиданий (у Иры хватило ума не переезжать жить к жениху, что выглядело бы нарушением приличий, уж коли они решили их соблюдать) она должна была признать этот ужасный факт. Ее избранник — тайный извращенец с явным садистским комплексом.
Сначала Дарий просто подавлял ее личность, что ей, в общем-то, даже нравилось, потому что в родительском доме она привыкла подчиняться. Он сам решал, когда они ужинают, идут на прогулку, смотрят телевизор, занимаются сексом. Он провел ревизию ее гардероба и велел убрать с глаз долой то, что казалось ему неподходящим, вульгарным и некрасивым. Теперь они ходили по магазинам вместе, и Ира не могла купить даже бюстгальтер без одобрения жениха. Продавщицы смотрели на нее с некоторой завистью: надо же, какой мужик — смотрит, интересуется, выбирает. Да, уж на что на что, а на отсутствие внимания с его стороны Ирочка пожаловаться не могла. У него дома она не смела даже открыть журнал или включить телевизор — они должны были непрерывно общаться, а если она готовилась к экзаменам, то он активно включался в этот процесс и требовал, чтобы она занималась именно по его системе.
Опять же, поначалу ей все это льстило: никто прежде не проявлял такого интереса к самым интимным мелочам ее жизни. Он знал марки ее прокладок и не разрешал ей закрывать дверь в ванную, когда она принимала душ. Когда она пару раз охнула от слишком страстных прикосновений к груди, он заставил ее пойти к маммологу, но Ира, помня, чем закончился предыдущий визит, лишь сделала вид, что была у врача. К счастью, Дарий был в тот день занят и не мог сопровождать ее в клинику, о чем очень жалел.
В постели он тоже был абсолютным диктатором и следовал исключительно своим желаниям. Постепенно в этих желаниях стали появляться пугающие детали. Он все чаще делал ей больно, бывал нарочито груб и сердился, что она не получает от этого дополнительного удовольствия. Он впадал в бешенство, когда она не давала привязывать себя к кровати или душить шелковым шарфом. Скандалы становились затяжными, и Ире приходилось в конце концов покоряться.
Потом Дарий взял моду наказывать ее за малейшую провинность типа опоздания, неубранной одежды или оставленных на раковине в ванной следов зубной пасты. Он не бил ее, а именно наказывал, сначала шлепая ладонью, как маленькую девочку, затем купив для этой цели в секс-шопе специальный хлыстик. Ему непременно надо было довести ее до слез, что приводило его в возбуждение и заканчивалось бурными ласками в самое неурочное время.
Со стороны он выглядел все тем же преуспевающим, хорошо воспитанным молодым человеком, и порой Ире казалось, что она преувеличивает проблемы их совместной жизни. Они были прекрасной парой, об их отношениях знали в институте, и многие завидовали ей. Кроме того, Ира чувствовала, что Дарий полностью поработил ее волю, и просто не находила в себе сил прекратить этот кошмар.
Ее уход был сродни бегству крепостной крестьянки, разбившей барынину любимую вазу и понимающей, что теперь ее запорют до смерти на конюшне. Прибираясь в комнате, она среди старых бумаг случайно выкинула папку с его рабочими документами. Жених не особенно взволновался, заметив пропажу, поскольку решил, что забыл важную папку в офисе или на кафедре. Но Ира хорошо помнила, как спустила ее в мусоропровод, приняв за черновики, которые Дарий сам всегда выбрасывал. Ее ждало возмездие, скорое, неотвратимое и беспощадное.
Рано утром, когда Дарий спал, она, дрожа, собрала свои вещи и на цыпочках покинула его фешенебельную квартиру в хорошем доме. В метро, по дороге домой, с ней случилась истерика. Она знала, что он не станет преследовать ее в институте, на глазах у людей, и боялась лишь одного — снова попасть под его влияние, подчиниться властному приказу и вернуться в его дом, где с ней будут делать все что захотят.
В поисках душевной опоры она и пошла в церковь — когда осмелилась вновь выйти на улицу, не опасаясь, что ноги послушно понесут ее к дому оставленного жениха. Она не знала молитв, но получасовое стояние перед ласковыми глазами Богородицы помогло. Ира всплакнула, поставила свечку, положила в церковную кружку пятьсот рублей — последнюю субсидию от Дария, выданную на такси. Просто так денег он ей не давал. И, умиротворенная, решила прийти сюда еще раз перед тем, как вернуться в институт.
На обратном пути после этого повторного паломничества за ней увязался мужчина средних лет, на которого она решила не обращать внимания — хватит с нее сомнительных связей, нужен хоть небольшой перерыв. Но перерыва ей никто не дал.
Макс — ибо это был он, долгожданный рыцарь ее сердца, — обогнал ее у цветочного магазина, заскочил туда и через две минуты вышел с охапкой нежно-сиреневых хризантем. Хризантемы были Ириной слабостью, о чем случайный прохожий знать не мог, и впоследствии они увидели в этом еще один перст судьбы.
— Умоляю, — сказал он, преграждая ей путь, — не откажите принять цветы. Вы как солнце. Позвольте поблагодарить вас за то, что ваше появление осветило для меня этот хмурый день.
Потом она узнала, что он умеет говорить нормальным человеческим языком, но в тот возвышенный момент, осененный свиданием с Богородицей, эта старомодная речь растрогала ее до глубины души. Она взяла цветы, чувствуя себя героиней Тургенева или Флобера.
После всех перенесенных страданий сильный надежный сорокапятилетний Макс стал для нее утесом, на груди которого могла без опаски переночевать трогательная золотая тучка. Именно таким непорочным и искренним созданием и считал Иру ее новый друг, не знающий и не желающий знать о ее прошлом. Вероятно, в этом прошлом были ошибки, вызванные лишь чрезмерной верой в людей и неопытностью, полагал Макс, но сейчас его интересовало лишь настоящее. Он так хорошо знал женщин, о, он так много их видел на своем веку, что выработал стойкий иммунитет и к любви, и к браку, и к любым серьезным отношениям. После двух разводов он был убежденным циничным холостяком — пока не встретил Ирину.
Уже несколько месяцев она жила как в раю. Макс боготворил ее, но не мучил ни ревностью, ни излишней назойливостью. Да и времени у него было не много, работал он с утра до ночи, не зная ни выходных, ни праздников. Зато в редкие свободные минуты он водил ее в изысканные рестораны, на эксклюзивные концерты и модные спектакли. С придирчивым надзором за внешним видом было покончено, как и с прочим наследием Дария. Максу некогда было ходить с ней по магазинам, но деньги на наряды он давал щедро, без всяких пожеланий, полагаясь на ее вкус. Ира и сама знала, как она должна одеваться, чтобы оставаться для Макса девочкой-солнцем, нежной и чистой душой. Никаких ограничений, только стиль, даже мини-юбки приветствовались, если подчеркивали ее молодость и беззащитность.
В свободное время великолепный Макс учил Иришу водить свой зверский джип, а в декабре отправил ее на курсы вождения, не отвечая на якобы недоуменные вопросы, зачем это вдруг понадобилось. Через три недели, не без помощи Максовых денег, она получила права, а к Новому году, задыхаясь от восторга и благодарности, села за руль новенького, желтого, как цыпленок, «ниссана».