Ей здо?рово хлопали.
Мне даже дурно стало, и я сказал громко, на весь зал:
- Произошло недоразумение. Это я её так петь научил.
Все захохотали, а Ленка вдруг говорит:
- Совершенно верно. Своим успехом я обязана ему. - И сделала реверанс, то есть такое приседание.
И снова все захлопали и засмеялись. А потом ей преподнесли цветы и мне тоже. Потом мы с Ленкой вместе стояли на сцене, держались за руки и кланялись. И нам все хлопали.
Я не стал сердиться на Ленку, и домой мы пошли вместе.
- Ты молодец, - сказал я, - что не призналась, что у меня у самого чудесный бас. Скромность - прежде всего. - И я купил нам по мороженому-стаканчику.
Ленка ела, жмурилась и говорила:
- Я знаю свою судьбу. Я буду оперной певицей. Довольно-таки хорошей оперной певицей.
- Да-да, - говорил я. - Конечно. Это у тебя может выйти. Не надо только забывать, что это я тебя научил. Нужна скромность. Смотри, помни обо мне.
А она говорила:
- Да-да. Конечно.
А я говорил:
- Гляди, какой сегодня чудный солнечный день.
А она говорила:
- Не помню такого второго чудного солнечного дня. Не знаю, как тебя благодарить.
И мы купили ещё по стаканчику.
Даже по два стаканчика.
- Вот какая мысль носится у меня в голове, - сказал мне Федька. - И не даёт мне покоя. Я обязан поймать большую рыбу, длиной отсюда и до школы.
Мы шли вдоль школы домой, школа была рядом, метров пять всего.
- Кому это ты обязан? - спросил я. - Кто же это велел тебе выудить такую большую рыбу?