Половину помещения занимал грубо сколоченный стол с двумя длинными лавками.
- Посидите. - Я вышел. Миша Русаков должен был вынести мою папку с протоколами, оставшуюся на мостике.
- Там чай. Я заварил... - Старик прокаженный стоял у трапа небольшого роста, с тяжелой крупной головой и старческой безысходностью в глазах. Он был похож на Маленького Мука. Рыбацкие сапоги доходили ему едва ли не до груди.
- Спасибо. Попьем вместе.
Он кивнул, но с места не сдвинулся.
- Пожалуйста, Игорь Николаевич. - Капитан Миша Русаков протянул мне папку. Нам было приятно общаться друг с другом, я это быстро установил. Мы еще не уйдем? Хотел угостить старичка пресной водой. В Баку заправился...
- Пожалуйста. Время есть...
Я проверил содержимое папки, вернулся в помещение. В общей сложности я отсутствовал не более трех минут.
Лицо браконьера заплывало пока еще только розоватым сплошным пятном, верхняя губа была разбита. Цаххан и Хаджинур смотрели куда-то по сторонам, мимо меня. Мазут достал сигарету, он единственный делал вид, что ничего не случилось.
- Что с вами? - задал я бесполезный вопрос. Браконьер не ответил.
- Вот бумага, напишите, что произошло. - Я положил перед Касумовым чистый лист. - Я обещаю дать этому ход...
- Все нормально, гражданин прокурор, - сказал Мазут. - У нас свои дела.
- Это безобразие!
- А стрелять в рыбинспектора - не безобразие? Убить человека! Оставить сирот!.. - жутко закричал вдруг начальник рыбинспекции. - Мы ведь с ними как? "Обнаружив факт нарушения правил... - он кого-то копировал, - я, такой-то..." Будто они стоят - руки по швам! А они ведь стреляют! И не думают нам "представляться"! У-у, гад! На Осушной приплыл! Думал, не найдут!
- Почему это я должен думать, что меня не найдут? - Касумов, за неимением платка, вытер наплывающие синяки меховой опушкой ушанки.
- Оделся по погоде! Куда путь держишь, тварь? - Цаххан Алиев готов был снова броситься, едва сдерживался. - А когда в Сережку Пухова стрелял, тоже в этом был?
- Мне в Сережку Пухова нечего было стрелять. Если хочешь знать, Пухов мне первый друг стал, после того как я его подобрал у Русаковской банки...
- А из-за кого он туда попал, если не из-за тебя! Забыл?
У Касумова погасла сигарета, он вытащил спички. Хаджинур Орезов зыркнул на спички, потом - на меня.
Это был все такой же коробок с портретом Циолковского - Евтушенко.
- Припекло! - не отставал Алиев. - Лодка, и та полна окурков! Смотри, спалишь!.. На чем браконьерствовать будешь?
Бесконечно длинный перечень взаимных претензий напоминал пример математического равенства. Но, в отличие от математики, слагаемые по обе стороны знака равенства здесь взаимно не уничтожались.
- А ты что, поймал меня, Цаххан?
- А то, что ты кукан в тот раз отрезал! Вся рыба на дно пошла... У тебя ведь нож в лодке остался. Весь был в слизи! И фонарь! Я и говорю: не спали!
- Если ты не спалишь, Цаххан Магомедович, - Касумов деланно засмеялся, чиркнул спичкой, - никто не спалит!
- Бесхозное орудие лова разрешено уничтожать! А что нам с ним делать? На руках тащить? У меня-то машины нет! А оставлю на берегу - вы вернетесь...
- Хватит! - тихо приказал я.
Они замолчали.
Я заполнил форменный бланк и предложил Касумову собственноручно записать полный ответ на мой единственный вопрос: "Где вы находились вечером 23 апреля, в ночь на 24-е и весь день 24 апреля?"
Касумов шапкой осторожно промокнул раны на лице, правое подглазье выглядело к этому времени красно-багровым, тяготеющим к фиолетовым тонам.
Я подумал: "Если бы следователь или оперативный уполномоченный знал, что подозреваемый - вор, грабитель, даже убийца - будет немедленно освобожден из-под стражи, как только будет установлено, что к нему применялись незаконные методы ведения следствия, - никто бы не поднял на него руку".