Когда Рейган коснулась меня, не думаю, что она понимала, насколько близок я был к удару с локтя. Её прикосновение было сродни разряду молнии. Внезапному и поразившему меня своим теплом. Касания кончиков пальцев к округлой части моего плеча, нежные и нерешительные. А потом она прижала своё тело к моему, умудряясь поддерживать, пока тащила меня к амбару. Кажется, что это невозможно, но она сильная женщина. И я мог чувствовать запах её цитрусового шампуня в волосах, и её потного тела.
Чёрт.
В конце концов, ко мне приходит сон, а с ним и сновидение. На этот раз иное. Не пещера или побои, или смерть Тома, а мечта о Рейган. Видение её задранной футболки. Только в моём сне Рейган снимает её совсем и делает шаг ко мне, её волосы распущены.
Я сразу просыпаюсь.
Потом засыпаю, и сон повторяется. Мне удаётся поспать только до рассвета, а потом сновидение выгоняет меня прочь из амбара. Я выхожу без рубашки, так как на улице уже тепло. К тому же, это единственная рубашка, которая у меня есть. Я откупориваю банку с краской, собираю валик и щётки, поднимаюсь вверх по стремянке. Мазок, окунание в краску, мазок, окунание. Серый превращается в розовый, оранжевый, и я заканчиваю покрывать первым слоем одну сторону сарая. Старое дерево – пористое и иссохшее, так что потребуется несколько слоёв. Я начинаю с другой стороны, прохожу треть пути, и иду отмываться от краски. Спускаясь по лестнице, вижу, что Рейган уже ждёт меня, протягивая полную тарелку еды. Французский тост, яичница, сосиски. Женщина умеет готовить.
Заканчивая есть, гляжу на неё:
— Красная краска закончилась. Чтобы докрасить амбар, мне нужно ещё несколько галлонов. И немного белой краски для дома. Если ты, конечно, не хочешь дом другого цвета. Сейчас краска на доме настолько выцвела и облупилась, что его можно покрасить любым цветом, каким захочешь.
Рейган склоняет голову:
— Я не думала об этом, — говорит она. — Может быть, тёмно-зелёный?
Я пожимаю плечами:
— Конечно. Зелёный так зелёный, — я возвращаю ей керамическую тарелку, по которой гремит вилка. — Я ополоснусь и отправлюсь в город.
Я иду за угол к задней части сарая, где стоит старый скважинный насос. Это место, где я моюсь.
— О, боже мой, — восклицает Рейган с удивлением и ужасом в голосе. — Я ужасный человек.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь к ней:
— О чём ты, чёрт возьми, говоришь?
— Ты всё время мылся под этим насосом? Ты здесь уже неделю, и ни разу не принял нормальный душ? — она бросает взгляд на мои джинсы. — И у тебя нет никакой сменной одежды, так? Боже, просто не верю, что так себя веду.
Я переступаю с ноги на ногу.
— Я не собирался оставаться здесь, поэтому не захватил с собой дополнительной одежды. Да у меня и нет ничего, что можно взять с собой. Я в порядке.
— Это неправильно, — возражает она. — Иди в дом и прими душ, — я стою в нерешительности. Она подходит ко мне сзади, подталкивая. — Давай.
Я подчиняюсь только для того, чтобы избежать жара и неловкого напряжения от её присутствия. Она следует за мной, поднимаясь на крыльцо, проходит мимо и открывает сетчатую противомоскитную часть двери, которая затем захлопывается за мной. Я с трудом прохожу через прихожую.
Направо официальная гостиная, небольшая комнатка с паркетным полом, покрытым толстым ковром, у одной стены диван, на противоположной – телевизор, прямо напротив входной двери лестница. На кухню ведёт дверь, и я замечаю, что её стены окрашены в жёлтый цвет, на полу белая плитка. Белые шкафы. Техника двадцатилетней давности. Круглый деревянный стол коричневого цвета для четырёх человек, на котором солонка и перечница из прозрачного стекла, соус Tabasco и яблочный соус.
Моя нервозность возвращается. Причина её сидит, сонная, на диване и смотрит телевизор. Белобрысый, с глазами, как у Тома – широко раскрытыми, карими и глубокими. Он чертовски очарователен. Ему сейчас должно быть около трёх лет. Он сжимает в руках пластиковую кружку-непроливайку с какими-то героями мультфильмов на боку. Телевизор гремит, и я вижу, как на экране маленькие русалкоподобные существа с огромными головами поют песню о путешествиях в мир.