Хантер вскидывает голову.
— Подождите. Что значит «как к практическому занятию»?
Рания недоверчиво смотрит на мужа:
— А не ради ребёнка, который у них будет? — она указывает на Рейган, которая поворачивается боком и натягивает футболку на мягко округлившемся животе. — Ты мог этого не заметить?
Хантер вперивает в меня взгляд.
— Как ты мог не сказать мне этого, засранец?
Мейда, высокая темноволосая девочка с глазами Хантера и арабскими чертами лица Рании, дергает Хантера за рубашку:
— Папа. Папа.
— Что, хулигашка? — он смотрит на нее сверху вниз.
— Тебе нельзя говорить «засранец», так мама сказала. Помнишь? Теперь ты должен дать мне доллар, потому что иначе я скажу «засранец» в школе, и тогда у меня будут проблемы, и это будет твоя вина, что ты научил меня плохим словам. Как засранец.
Хантер смотрит на дочь, борясь между смехом и суровостью. Смех явно побеждает:
— Мейда. Ты только что произнесла слово «засранец» раза четыре.
— Три, папа. Это меньше, чем четыре.
— Всё правильно, детка. Хорошая работа.
— А теперь отдай мой доллар. И больше не говори «засранец».
— Мейда! Прекрати произносить это слово!
— Я и не произношу. Я говорю тебе не говорить этого.
— Но ты всё ещё произносишь…
— Хантер, — вмешивается Рания. — Перестань спорить со своей дочерью. Мейда,… — и тут Рания извергает энергичный поток арабских слов.
Мейда опускает голову.
— Да, мама. Прости, папочка.
Видимо, их дочь говорит на двух языках.