Хантер задыхается от смеха:
— Смени ей подгузник, приятель. Это не трудно. Отвратительно, но не трудно.
— Боже мой, вы, мужики! — ощущение, что Рания испытывает отвращение. Её глубокий голос полон сарказма. — Это так ме-е-е-ерзко, Рания. Меня сейчас стошнит, Рания. Сделай сама, а, Рания? Или нет, моё любимое: Как такой маленький ребёнок может столько навалить, Рания? — она смеётся. — Это всего лишь какашки. Если подумать и сравнить со всем, что вы, большие крутые мужики, сделали в своей жизни, то немножко какашек не должно вас беспокоить. Но вы ведёте себя так нелепо.
Оскорбленный, я бросаю сумку на траву. Опускаюсь и кладу Эмму на спину перед собой.
— Прекрасно. Иисус. Всё не может же быть так плохо, да, девочка?
Эмма воркует и лепечет, сучит ножками. Я нахожу застежки её маленького боди и расстегиваю их. Скатывание одежды выпускает запах наружу.
— Ты не можешь менять ей подгузник на траве! — возмущённо кричит мне Рания. — Там же полно насекомых! Воспользуйся пелёнкой.
И я ищу пелёнку. Нахожу, подсовываю её под Эмму. Стараюсь дышать ртом, не носом. Отстёгиваю липкую ленту, удерживающую подгузник, и вытаскиваю его.
— Боже. Меня сейчас стошнит, — я никогда в жизни не видел ничего подобного. Море коричневой жижи, щедро испещренное какими-то крапинками. Какого чёрта? Как это вещество вообще выходит из человека? — Это нормально? Она, может, заболела или что-то вроде того?
Рания, Хантер и Рейган хохочут. А у меня в наличии открытый подгузник, испражнения, как из собственной задницы Сатаны, атакующий мои ноздри, и… я понятия не имею, что делать дальше.
— И что теперь? — спрашиваю я.
— Вытри ей промежность, — отвечает мне Хантер.
— Вытирай спереди назад, — это реплика Рании.
— Вытереть чем?!
— С помощью салфеток! — хихикает Хантер, показывая щипцами. — В сумке для подгузников, чувак. Белый пакет. На нём написано «Pampers».
Я держу Эмму за лодыжки, она дико дрыгает ногами; помимо этого сумка с подгузниками по другую сторону от меня, поэтому мне приходится тянуться всем телом, взять её и переместить поближе к себе. К этому времени Эмма уже очень сильно дёргается и извивается, вся её попа в какашках цвета хаки, и всё вокруг ими забрызгано.
У народа уже истерика.
— Не думаю, что справлюсь, — я стараюсь удержать извивающегося ребенка на месте, но это всё равно, что пытаться бороться одной рукой с аллигатором.
— Конечно, можешь, — Хантер подходит, встаёт рядом со мной. — Ты – взрослый мужик, Ди, а она – четырехмесячная девочка.
Наконец, я нахожу пакет салфеток, открываю его одной рукой и ухитряюсь подцепить салфетку. Но вместе с ней вытаскиваются ещё шесть штук. Я дергаю запястьем, и пакет с салфетками улетает прочь.
Рания так смеётся, что ей приходится опустить банку с пивом, а Рейган закрывает рот рукой, наблюдая за мной со смехом, искрящимся в её глазах:
— Милый, ты сможешь, — она говорит из-под руки, явно сдерживая смех. — Отнесись к этому как к практическому занятию.