День именин отца.
Камердинер, Дмитрий Харламов Скачков, прослуживший мне с 1849 до 1878 г. и которого, впоследствии, семейство мое считало как бы за родного.
На половине пути к Кунграду выехали к миссии, с поклоном от хана, сборщик податей и таможенный чиновник. Они объявили, что присланы узнать какого рода тяжести везет с собою посольство. Так как между хивинцами распространился слух, что везутся скрытно пушки, то зякетчи желал осмотреть вьюки. Ему было категорически отказано с ссылкою на международный обычай, в силу которого посольское имущество нигде не подлежит осмотру. Тогда хивинцы стали просить, чтобы русские обозначили сами какие именно вещи находятся в их караване и, получив подарки и краткую опись, вернулись в Кунград.
Постановление комитета не соответствовало местным обстоятельствам, характеру азиатского владетеля и сношений ваших с Хивою; я тотчас же убедился в неисполнимости оного. Если бы дожидаться предварительного согласия хана, то ни одно русское судно никогда бы не показалось в Аму-Дарье и во всяком случае переговоры предварительные так затянулись бы, что согласие могло бы получиться лишь когда по мелководью или наступлению зимы плавание парохода сделалось бы невозможным и не достигло бы цели.
В виду того, что флотилия запоздала выходом в море и мы рисковали упустить благоприятное полноводие, приходившее к концу.
Касса посольства и подарочных вещи ее могли быть ни в каком случае посланы на барках, без посольства и достаточного конвоя, а это были самые тяжелые вещи в нашей поклаже.
Он не мог скрыть своих подозрений и недоверия к мирной цели посольства, упорно настаивая на безотлагательном отправлении его в г. Хиву.
Условия этого хивинцы не соблюли и коварно завели русский отряд в непроходимую местность, измучив людей и лошадей.
Это сообщил между прочим, Азбирген нашему драгоману, заявив в то же время сыну Исета готовность вернуться в русское подданство.
Так как эмир, точно также как и хан хивинский посылал за свой собственный счет торговые караваны в Россию, то самым верным признаком неприязненных действий и первым вестником разрыва считалось поспешное отозвание владетелями принадлежащих им лично караванов. Своим добром они рисковать не хотели, а о своих подданных не заботились.
Прибывшие из России моряки и дополнительный конвой для посольства, который так и не понадобился, а остался на пароходе.
О котором я не имел ни малейшего предупреждения, и понятия. Между хивинцами распускался слух, что это письмо лично от Г. А. Катенина к Ата-Мураду, с признанием его ханом. Истину узнали мы лишь впоследствии.
Нам совершенно бесполезного и положительно вредного в отношении к Хиве.
Вероятно в виду мнимой опасности, угрожавшей от русских этому передовому, якобы укрепленному городу.
Первое известие о том получил я уже на полпути от Кунграда к Хиве.
Что и усилило подозрения хивинцев, не понимавших цели этих передвижения наших судов.
Судя по новейшим картам, все названия подверглись более или менее изменению, равно как и весь характер местности дельты р. Аму.
Впоследствии занимавшегося усовершенствованием воздухоплавания.
И рукавами р. Аму.
В Петербурге были введены в заблуждение относительно легкости речной экспедиции, прежними донесениями Бутакова, который вынимался совершить путешествие по р. Аму беспрепятственно.
Очевидно Бутакову улыбалась мысль при полной неудаче посольства, явиться нашим спасителем, для возвращения в Россию.
Опасаясь встречи с туркменами, хивинцы проводили лодки среди разлива каналами и побочными рукавами. Плавание было крайне медленное. Несмотря на все усилия Игнатьева, проходили не более 15 до 20 верст в сутки.