Хозяин его и слушать не хотел.
— Что это он у тебя ежится, — продолжал он. — С ним, видно, что-то неладно! — И, осмотрев повнимательнее, воскликнул: — Э-э, да у него вши завелись!
Остальные, приглядевшись, подтвердили слова хозяина.
— Послушай, а что вы ему даете, не мучное ли пойло? — снова спросил хозяин.
Яан призвал Кадри к ответу.
— У теленка вши? — спросил Яан.
Кадри подошла и внимательно вгляделась.
— Ох и зловредные же люди, — закричала она, — это кто-то напустил на него! — И принялась гадать, кто бы мог такое натворить. Она ли не кормит его как следует, она ли не дает животному столько, сколько он хочет!
— Болтушки или молока? — спросил Яан.
— Ну, кто же ему станет давать чистое молоко! — говорила Кадри. — Даю болтушку да заправляю ее молоком. Господи Иисусе, даю болтушку такую, какую и сами едим. Это у него разве от еды? Непременно напущены — от дурного глаза!
— Почему же ты не даешь молока? — все допытывался Яан. — Ведь Иба сама велела поить его чистым молоком!
— Да ну тебя со своей Ибой! — огрызнулась Кадри. — А масло-то на крестины мне покупать, что ли? А много ли у тебя денег-то? Что же, все молоко немцу спаивать? (Немцем Кадри называла Пуню.) Тут не знаешь, что самим есть, что поросятам давать. Разориться задумали, что ли? — И дальше все в таком же духе.
Наконец Кадри расплакалась, пересчитала все свои благодеяния, оказанные хозяйству, и пригрозила завтра же уйти, если с ней будут так обращаться.
— Еще не хватало, чтобы меня, старуху, позорили перед всем народом из-за какого-то теленка! — закончила она.
Теленок тем временем терся боком о стену и жалобно мычал.
Бедный Пунюшка! Завшивел потому, что бедняцкое хозяйство не смогло его прокормить! Бедный Пунюшка!
После крестин хозяйка принялась лечить Пуню. Уже до этого какая-то женщина научила Ээву: нужно смешать сметану с порохом, добавить сок из стеблей кувшинки, слабый раствор мыльного камня да еще керосину и этой мазью мазать теленка.
Но Ээва помазала только керосином, и через несколько дней вши пропали. Хозяйка была несказанно счастлива, и даже Кадри была довольна, что теленок так легко избавился от сглазу. Одно только было скверно: красивая красно-бурая шерсть Пуню исчезла вместе с насекомыми.
Теленок хворал целое лето, но к осени уже стал красивым бычком. Лечение и связанные с ним хлопоты еще больше привязали Ээвино сердце к Пуню. И следующей весной, когда маленький Юку уже научился ходить и пастушонок мог показать ему холеного, гладенького Пуню, сердце Ээвы встрепенулось от радости: небо благословило ее труды!
На третью весну Пуню уже стал «выкидывать штучки», как выразился пастушок. Бычок с диким ревом вылетал из хлева, а вечером, наевшись вволю на пастбище, размеренным шагом возвращался домой, тихонько мыча. И когда крошка Юку говорил: «Мама, слышишь, как Пуню поет!» — Ээве казалось, будто она попала в какой-то другой мир — так она была счастлива.
Когда той же осенью, к моменту уплаты аренды, опять была нехватка в деньгах, Яан сказал:
— Иба, я и в этом году возьму еще из твоих денег десять рублей.