Вдруг в зарослях папоротника послышался какой-то шорох: глянул мальчик и видит, что сверху к нему спускается юркая ящерка. Сверкнув на солнышке гибким тельцем, ящерка замерла, уставясь на Франсика блестящими глазками.
— Какая хорошенькая была песенка! — сказала ящерица. — Спой, пожалуйста, ещё разок! Я просто без памяти люблю музыку.
— Изволь, если тебе угодно! — ответил Франц и снова спел свою песенку. А руку с прутиком спрятал от ящерицы за спиной.
Ящерка слушала песенку затаив дыхание, а когда мальчик кончил, сказала:
— Знаешь, Франсик! Сдаётся мне, что-то у тебя на уме! Твои чёрные глаза так и брызжут лукавством! Неужели ты исподтишка замышляешь что-то нехорошее?
— А я и сам ещё не знаю! — отвечал ей Франсик, взмахивая прутиком. — Только руки у меня так и чешутся хлестнуть тебя прутиком! Вот будет весело посмотреть, как он тебя напополам рассечёт!
— Ишь, что ему вздумалось! — сказала ящерка, подбирая под себя хвостик. — А по-моему, в этом нет ничего весёлого, мне куда приятнее быть живой и нежиться на солнышке.
Насмешила Франца ящерка, хохочет он, а сам знай себе, вжик-вжик, прутиком по траве сечёт.
— Знаешь что, Франсик! — говорит ему ящерка. — Жизнь у меня такая коротенькая. Уж ты не обижай меня, отпусти подобру-поздорову. Ты не пожалеешь — я ещё сослужу тебе хорошую службу.
— Какую же ты, малявка этакая, можешь мне службу сослужить? — удивился Франсик, выпрямляясь во весь рост. — Ладно уж! Коли ты так вежливо просишь, я тебя не трону. Хочешь, побежим наперегонки и посмотрим, кто из нас первым доберётся до Фалькенштейна!
— Я буду первая, вот увидишь! — прошептала ящерка и юрк в траву. — Прощай, Франц, и знай, что я тебя не забуду.
С этими словами ящерка скрылась из глаз, а Франц пошёл дальше своей дорогой.
Солнышко поднималось все выше и выше, и все небо залили потоки ослепительного сияния. Домов и церквей в долине нельзя было уже разглядеть — сверху казалось, будто кто-то кинул горсть белых камешков и они рассыпались по зеленому ковру. Все круче и круче взбиралась в гору тропинка, нырнув в лиственный лес, и наконец Францу снова пришлось присесть под деревом, чтобы отдохнуть. Отпил он два глотка из фляжки и отёр рукавом пот со лба. Вдруг над головой у него кто-то защёлкал. Глянул мальчик вверх и увидал белку, которая, примостившись на ветке, лущила шишку.
Белочка то и дело плевалась шелухой и заливалась весёлым цоканьем: вот, мол, какой у меня вкусный завтрак, просто объедение!
Франц опустился на четвереньки и осторожно подкрался поближе. Стараясь не шуметь, он снял ружьё, которое висело у него за спиной, и ухватил его за ствол, чтобы прикладом убить зверька. Но белочка внимательно следила чёрными, как бусинки, глазками: не успел он размахнуться, как она вскочила и в несколько прыжков очутилась на самой верхушке сосны.
— Что я тебе сделала? — спросила она испуганным голоском, высунув голову из ветвей, — что тебе от меня нужно?
— Да вот хочу добыть твой хвост, — сказал Франц. — Сошью себе к осени меховой воротник, и не страшен мне будет злой, пронзительный ветер, который дует со снежных вершин.
— Хвостик мне и самой пригодится, — сказала на это белочка и распушила хвост трубой. — Это мой хвостик, потому что я родилась хвостатой, а если ты убьёшь меня и заберёшь себе мой хвостик, значит, ты вор — жадный, бесхвостый воришка!
— Замолчи и перестань браниться! — сказал Франц, замахиваясь прикладом. — Мне бы только не промахнуться, тогда мне и хвост достанется.
— Ой, не надо! Не надо! — запищала белочка и заметалась по дереву. — Это гадко, скверно и подло так поступать! Я не хочу, чтобы меня убивали прикладом.