— Надо поднимать народ и быть наготове.
— Если мы проверили деревню, то стоит проверить и гребень, — майор Максимилиан Хильдебранд показал в сторону темнеющей массы за окраиной. — Не хочу оставлять за спиной такую неизвестность.
— Всё, о чём говорят наши приказы – оборонять деревню. Этот перекрёсток замыкает на себя все дороги в округе, — капитан Мориц Кнайб тоже поглядывал на гребень настороженно. Его шесть тяжелых восьмиколёсных бронеавтомобилей SdKfz.231183 должны были идти впереди, а это не та задача, которую легко решить в темноте. Ходят слухи, что американцы с помощью ракетной установки могут вынести даже самый тяжелый из наших танков. А у моих бронеавтомобилей шкурка куда тоньше.
— Что скажете, Клем?
Лейтенант Клеменс Гюнтер командовал отделением разведки мотопехотной роты, хотя ротой это называлось только на бумаге. При уставных пяти офицерах и более чем двух сотнях солдат в ней было два офицера – он сам и командир взвода усиления. Тремя пехотными взводами руководили унтеры, у каждого из сорока двух списочных солдат оставалось всего по двадцать четыре. Пехотные части сильно поредели в предыдущих боях и потеряли столько людей, что сохранить удалось всего одну миномётную команду и два звена пулемётчиков. Тяжёлое вооружение было становым хребтом любого пехотного подразделения, это знали все.
— Деревня слишком маленькая, чтобы устроить в ней правильную оборону. Нужно занять высоты. Но уже почти ночь, и мы не можем воевать в темноте как следует, даже если придётся. Думаю, стоит дождаться утра. Приказы генерала были совершенно ясны: взять и удержать деревню. Он ничего не говорил о выходе за её пределы.
— Никто и не говорит, что мы должны воевать по уставу. Сегодняшний день показал, что американцы воевать не умеют, — Кнайб всё ещё взвешивал, стоит ли рваться на гребень. — Они отступили быстрее иванов, почти не обороняясь. Если мы ударим, они свалят с холмов. Кстати, они вообще до сих пор там?
Ответ на этот вопрос прозвучал внезапно и потрясающе. Рёв артиллерийского огня был хорошо знаком немцам, но воя снарядов они не успели расслышать – слишком малые расстояние отделяло их от позиций американцев. Прошла целая секунда, прежде чем они поняли, что стреляют действительно по ним.
Три взрыва вспыхнули посреди деревни, где находился взвод огневой поддержки. Он и так был порядком потрёпан, а сейчас Хильдебранд понял, что стал ещё меньше. Уцелевшие хаотично разбегались в стороны в поисках укрытия за бронемашинами или под ними. А ведь там четверо наших механиков. Обоз и барахло не столь важны, как они. Потеряв их, мы окажемся в глубокой заднице. Механики постоянно нужны, без них вся армия скоро встанет – столько техники нуждается в ремонте.
Следом за взрывами крики и другие зловещие звуки возвестили о первых раненых. Следующий снаряд прилетел туда же всего через несколько секунд.
— Танк! Там танк! — выкрикнул капитан Кнайб, как только пролетело эхо от взрыва.
Хильдебранд видел, что так и есть. Американский "Шерман" выехал из-за гребня ровно настолько, чтобы выставить башню. Полыхнула вспышка выстрела, алая искра промелькнула в сторону ближайшего немецкого бронеавтомобиля. Выстрел ушёл "в молоко". На расстоянии более километра это неудивительно, но тем не менее результат был. Водитель SdKfz.222184 с перепугу надумал отъехать, но двигатель именно в этот момент решил отказать. Жужжал стартер, но мотор не схватывал. Танк подался немного вперёд и выстрелил второй раз. Промазал и этот снаряд, но лёг намного ближе. Кнайб расслышал стук каменной крошки и комьев земли по броне. Стрелок попытался выстрелить в ответ из 20-мм пушки. Белые брызги рикошетов бессильно рассеялись от наклонной лобовой плиты "Шермана".
Хильдебранд так пристально наблюдал за попытками броневика убраться из-под обстрела, что пропустил момент попаданий в танк. А когда обратил внимание на гребень, увидел то, чего вовсе не хотел. По обе стороны от "Шермана" двигались американские пехотинцы. Он видел выстрелы их винтовок, вспышки более яркие, чем у Kar.98k его солдат, и знал, что у наступающего врага самозарядное оружие. Позади него прямо возле броневика разорвался третий снаряд, покачнувший его ударной волной и едва не опрокинувший. Экипаж определённо решил, что с них хватит, бросил попытки завестись и покинул машину. Следом блеснула четвёртая искра, она превратила броневик в пылающую груду металлолома.
— Там не меньше батальона пехоты, — настороженно сказал Гюнтер. Он был опытным разведчиком, начавшим ещё три года назад во Франции. — Холмы слишком важны, амеры не отправят сюда все наличные силы. Большинство останется на месте, чтобы удерживать высоту. И взвод танков, пожалуй?
— Вероятно. Американский танковый взвод – пять машин. Один мы видим, он обеспечивает наблюдение, другие пойдут на поддержку пехоты. Остальных, скорее всего, выбили наши танкисты, — прикинул Кнайб. — И артиллерийская батарея, но вряд ли с боеприпасами. Участок, который они сейчас заняли, останется за ними вплоть до нашей контратаки.
— На что они тогда надеются?
Гюнтер видел, как американская пехота залегла, явно укрываясь от обстрела броневиков. Но танк на них внимания не обращал. Он подполз метров на шестьсот, сделав за это время три выстрела и развалив на пылающие куски одну восьмиколёсную бронемашину. Тем временем по немецким отделениям начали пристреливаться американские пехотинцы. Надолго их не хватило – в ответ загрохотали MG42. Частые потоки трассеров прижали американцев, не давая им двигаться дальше, но танк… Гюнтер уловил момент, когда он отвлёкся от броневиков и переключился на пулемётчиков. Выстрел, взрыв, и гнездо замолчало.
— Они собираются сидеть на месте, пока их танк расстреливает нашу технику и тяжёлое вооружение, — Хильдебранд наблюдал за "Шерманом", ползущим на другую позицию, откуда удобнее расстрелять ещё один броневик. — И никуда не пойдут, пока не лишат нас огневой поддержки.
— Или же у них есть ещё танки, и прямо сейчас они обходят нас с флангов. Их атака – просто способ удержать нас, пока не захлопнется капкан, — криво усмехнулся Кнайб. — Мы сделали бы точно так же. Кто там говорил, что они ничему не учатся?
Гюнтер взволнованно сказал:
— Я уже понял. Отходим за деревню, чтобы она была между нами и ими, прикрывая от лобовой атаки. А если они решатся на фланговый удар, у нас останется место для манёвра и прорыва.
— Ложись! — раздался крик под узнаваемое завывание немецких снарядов. Канаш находился у самого предела дальности 170-мм орудий185. Сюда залетало редко и с большим рассеиванием, но мощные снаряды наносили заметный урон, если куда-нибудь попадали. Такой редкий обстрел "куда долетит" хорошо подходил для постоянного беспокойства частей, накапливающихся у Канаша. Его ещё называли домогательским. Старший лейтенант Дороти Хопкинс так себя и чувствовала – ни минуты покоя. Она и три других медсестры оборудовали в Канаше пункт экстренной помощи. Изначально в нём предполагалось принимать редких раненых, пострадавших от случайных обстрелов города. Известие об этом разнеслось стремительно, раненые и больные стали приходить отовсюду. Медсёстры делали всё что могли и даже больше. Дороти уже была на грани отчаяния, когда свершилось чудо. Хвала небесам, нашлось несколько настоящих врачей. Наш лазарет превратился в небольшой госпиталь, где раненых можно лечить под наблюдением, а не просто уложить поудобнее.