— Смотрите, 190-й на три часа, встал в вираж. Научились бояться!
— Вали, вали его, пока не подобрались.
Сзади и ниже ещё одна "Крепость" 35-й группы получила повреждения. С двумя выбитыми двигателями она быстро теряла скорость и высоту, выходя из ордера. Одиночный беззащитный самолёт в считанные секунды станет добычей стервятников. ЛеМэй понимал, что сейчас ничем нельзя помочь. B-17 должны сохранять строй.
— Джексон, берите своих "Орлов" и прикройте ту "Крепость". Шевелитесь, колбасники рядом.
Восьмёрка P-47 отделилась от строя и, прибавив газ, пошла вниз, к подбитому B-17. Для Эдвардса такое решение было логичным. Они первыми сбросили подвесные баки, а череда схваток сказалась на боеприпасах и топливе. Так или иначе им пора возвращаться, и сопровождение повреждённого бомбардировщика – отличное завершение задания. Борт DE-B, ползущий прямо под ними, наконец-то выровнялся. Один двигатель определённо вышел из строя, его пропеллер замер. Другой неравномерными рывками выбрасывал чёрный дым, но всё ещё работал. По своему опыту возни с мотоциклами Эдвардс предположил, что мотор сейчас содрогается и чихает.
— Привет, большой. Сейчас мы тебя под ручки домой отведём.
— Рад вас видеть, — голос по радио был слабым и срывающимся. — У нас тут тяжко. Снаряды взорвались в районе радиорубки. Штурман и бортинженер мертвы, радист и два стрелка ранены. 190-й врезал нам спереди. Мы хоть правильно идём?
Эдвардс представил Джексона, листающего карты.
— Сейчас направляемся на запад. Будем разворачиваться. Как только пересечём Волгу, усадим вас на первый подходящий аэродром.
— Истребители на пять сверху! — лейтенант заметил отблеск солнечного света на остеклении вражеского самолёта. Тройка Bf.109 пикировала на подбитый B-17. Эдвардс включил форсаж, чувствуя пинок от дополнительных трёхсот лошадиных сил. Джексон выводил группу по длинной вздымающейся кривой, которая пересечёт курс немцев в стороне цели.
— Все бьём по ведущему.
Огневая мощь четырёх "Тандерболтов" просто разнесла бы противника на части, оставив ведомых на растерзание. Манёвр был хорошо знаком Эдвардсу. Весь затяжной бой с немцами, от Шарлово до Базарной, слился для него в череду контратак и перехватов. Отдельные схватки стёрлись, остались следующие один за другим развороты, петли и виражи, да грохот пулемётов, как только немецкий самолёт оказывался в прицеле. Он даже не был уверен, попадал в них или нет, и тем более нанёс ли какие-нибудь серьёзные повреждения. Единственное он знал точно – истребители удалось отогнать.
109-е, заметив поднимающиеся к ним "Тандерболты", прервали атаку и ушли с набором высоты. Эдвардс задумался о том, что уже не первый раз легковооруженные Bf.109 отказываются вступать в схватку с намного более мощными P-47. Это заставило его высказаться.
— Мы неправильно делаем. Сейчас они улепётывают домой. Потом отремонтируют свои машины, посовещаются о том, что произошло сегодня. А завтра вернутся с умными мыслями.
Он ожидал упрека за болтовню, но ответ Джексона был совершенно другим.
— И что вы предлагаете?
— Мы последуем за ними, до самой базы, если понадобится. Расстреляем на земле, при необходимости.
— А кто позаботится о бомбардировщиках, пока мы заняты?
— Да, малыши, что насчёт нас? — голос с охромевшего B-17 был только что не жалобным.
— Отвести вас домой – наша главная задача, — задумался Эдвардс. — Но сам способ отдаёт всю инициативу колбасникам. Нам нужно договориться с русскими о свободной охоте перед налётами, для расчистки воздуха. Тогда немцы не смогут скоординировать свои действия. Затем мы преследуем подбитых и добиваем. Нам не потребуется столько истребителей для сопровождения бомбардировщиков, так как большая часть работы уже будет сделана.
— 190-е, сверху на четыре часа!
— Ну, поехали. Эдвардс, свою идею оформите докладом.