Иногда Федора Васильевича, хотя он и не просил, подвозили случайные попутчики на телегах. Расставаясь, давали советы, желали всего хорошего.
С одним из таких добрых людей по ошибке заехал он в сторону от шоссе, откуда стал виден город Подольск.
Нищему деревня не крюк, и Федор Васильевич ничуть не пожалел, что случай забросил его сюда. До Подольска не менее двадцати верст, однако в этот сухой и звонкий летний день он был все же виден.
Где-то недалеко от Горок Федор Васильевич расстался с крестьянином, постоял, любуясь видом далекого города, и зашагал обратно к шоссе.
Совершенно неожиданно на торной дороге Федор Васильевич увидел по-домашнему одетого мужчину и мальчика, свернувших с луга. Они оказались впереди, Покровский сзади. Когда мужчина повернулся к мальчику, Федор Васильевич вдруг узнал в нем Ленина, вспомнил, что сегодня воскресенье, подумал, что, видимо, неподалеку дом, где отдыхает Ленин.
Вот бы высказать ему сейчас все, что он думает об этой советской власти! Но как ни заманчиво это было, встречаться сейчас с Лениным Федору Васильевичу не хотелось: и вид не тот, и состояние не то. У Ленина может сложиться о нем совершенно неправильное представление: какое-то угнетенное существо.
Владимира Ильича он как-то видел на одном из собраний. Много знал об этом человеке: из какой тот семьи, где учился, в каких странах бывал, что поставил целью своей жизни. Знал, и не мог не отдать ему должного: «На что замахнулся!» Конечно, что из этого выйдет, никому не известно, но цель великая… Федор Васильевич допускал, что и самому Ленину, когда он остается наедине с собой, наверное, подчас становилось страшно! Он ведь всего лишь человек, пусть и необыкновенный. Всего лишь смертный человек, с сердцем и нервами.
Шел раздумывая…
Неподалеку от Покровских в старом двухэтажном доме жила семья наборщика Ладыгина, которой жена Федора Васильевича, врач-терапевт, иногда оказывала медицинскую помощь. И сам Ладыгин, и его мать были люди хворые: и у того и у другого — порок сердца.
Наборщик этот, Василий Семенович, как-то зашел к Покровским.
Типографских рабочих Покровский наряду с машинистами, механиками считал народом мозговитым, интересным. Разговорились.
Осторожно присев на кресло, Ладыгин рассказал, что недавно он и его товарищи напечатали брошюру Кржижановского об электрификации. В России будет свет! Печатали в типографии, которая не работала, не отапливалась. Печатную машину вертели руками…
Печатали потому, что просил Ленин. Не приказал, не дал распоряжения, а просто попросил.
«Что притягивало к нему людей? Даже тех, которые никогда не видели и никогда не увидят его? В чем его сила, в чем отличие от других?» — продолжал раздумывать Федор Васильевич.
Солнце подбиралось к зениту. Густые тени становились короче, зеленые просторы — светлее и ровней.
Ленин — в кепке, старом костюме — шел по дороге, прорезанной четкими колеями от колес.
Позади Ленина брел Вася, девятилетний сынишка одного из рабочих, недавно переехавшего в совхоз «Горки». Ленин расспрашивал мальчика о его родителях, любимых занятиях и книжках, о месте, откуда приехал. Но беседа в самых неожиданных местах прерывалась: Вася частенько убегал то в одну сторону, то в другую, гоняясь за бабочками, которые вспархивали с полевых цветов.
Над дорогой неумолчно заливались жаворонки. Владимир Ильич остановился и, запрокинув крупную литую голову, заслонясь ладонью вытянутой руки от бьющего в глаза света, пытался увидеть хотя бы одного из них. Но, как и в детстве и как всегда, это оказывалось невозможным, пока жаворонок не повисал в воздухе, быстро-быстро трепеща крылышками, становившимися похожими на вееры. В ожидании этого мгновения Ленин все смотрел и смотрел в небо.
— Не видно, Владимир Ильич? — спросил Вася.
— Не видно, Вася…
— Вот и я никак не поймаю… — сказал мальчик с огорчением. — Очень уж быстрые…
— Попробуй тут не быть быстрым…