— И твоя рука тепла!
Улыбнулась Дейна, высвободила руку:
— Страх перед небом мучает меня.
А уходя, сказала Дейна:
— Скоро вернётся рикс. И нарочитые с ним. Видишь, небосвод заголубел? Слышишь, птицы защебетали громче? Ветер с юга потеплел. Он добрый вестник!
Даже в свете сумерек свойский кубок будто в солнечном луче. Янтарные бороды сказочных никсов разметались по застывшей волне, вторят её изгибам. Жёлтые локоны с осокой сплелись, перепутались. Горные тролли разлеглись по долинам, руками обняли вершины, ногами упёрлись в низкий небосвод. Эльфы же, земные божества, всему служат основой: чудесный Мидгард крепко держат на руках. Под ними, в подземельях, в недрах глубоких, в нагромождении каменных глыб, стерегут несметные сокровища уродливые карлики-гномы. Злыми кознями оберегают вход в пещеры.
Часто разглядывал Тать кубок Бьёрна. И в свете солнца, и в свете лучины любовался тонкой резьбой. Со дна кубка пробовал вольный Тать зелья валькирии: в радости — мёд, в гневе — настой из тирлич-травы, от оговора и сглаза — орхилин, собранный через золото или серебро на берегу реки, занедужив — девясил, а в холоде и усталости — глоток сон-травы.
Бывало светом волшбы кубок над ложем его полыхал. От того света рука Дейны становилась прозрачной: каждая жилка была видна, всякая кровинка путь свой казала... Так сознание этот свет замутит, что утеряешь память. А погаснет, ещё пуще воздействует волшебством. Тело теплом обдаст, застучит в висках, волнением прервёт дыхание. И не отпустит, держать будет до рассвета, словно приворотным зельем опоит, омоет да ещё вокруг щедро наплещет. И рядом обнаружишь дыхание Лебеди — у самых губ — волнующее, влажное, жаркое. Услышишь неотъемлемый от валькирии шёпот колдовства.
Подступился к Татю пришлый смерд со словами:
— От Капова иду к тебе. Слышал ли про Капов-градец?
Кивнул Тать:
— И град мне известен, и старец Вещий. Так что?
— Старец велел сказать тебе, чтоб не верил ты Глумову, не верил Домыславу. Смуту готовит он. Давно знается со словенами. Их Будимира-князя с братьями зовёт в союзники против Божа-рикса. А сам готовит скрытое войско и полуденных князьков к себе склоняет.
Сдвинул брови Тать:
— Откуда это старцу известно?
— Вещему да не знать! Градец Капов подчинением силён. Ведуны его хитры, далеко ходят, обо всём дознаются, про всё Вещему говорят. А уж старец решает, кому словом помочь.
— Домыслав с риксом теперь.
— Пусть! Но Вещий говорит: «Сумей, Веселинов, Домыслава за руку поймать». Хитёр Домыслав. Любит сравнивать. Может и так статься, что придут словены, а Глумов не выступит. Посмотрит, кто кого осилит. Тогда и сам в дело ввяжется на стороне сильного...
— Кто ты таков, чтобы Тать верил тебе?
— Я из Охоны смерд. Тот, что риксом милован. А в Капове мне такое говорилось: «Поверит Тать, не поверит — было сказано! Задумается. Что надумает, то и хорошо. Свою голову всяк сберечь желает».
— Умён старец!
— Вещий!..