Услышав про Сащеку-рикса, подошли нарочитые, указали на одного из челяди:
— Ты, смерд, скажи, верно ли, что ставит Сащека новый градец?
— Ставит градец! Ставит, — закивал смерд. — На горке крутой ставит, между двух долин.
Одобрили кольчужники:
— Самое время и самое место! Как он до сих пор в своих болотах не сгнил? — и посмеялись: — Болотный князь!
Ответили из челяди:
— Не для себя Сащека градец ставит. Для старца Вещего, что забрёл к нему. Об этом старце, помните, давно говорилось, что он прозрей, провидец. И садит его Мохонский у себя, зазывает отовсюду ведунов для услужения провидцу, для служения Хорсу и иным Ликам.
Пожали плечами нарочитые, отошли. Среди веселиновой челяди сказали смерды:
— Не довольны кольчужники. Известно! Кроме Перуна, никаких Ликов не чтут. Один у них кумир!.. Да и зачем им? Полей не возделывают, скот не растят, не валят лес. От сечи до сечи кольчуг из сундуков не достают; а как достанут, глядь — не лезет кольчужка на взлелеянный живот. Оно и понятно: что ни день, то пир! Потому кубками стучат умело, в речах красноязычны да ловки в хитростях. Не нам с ними тягаться.
Пришли в чертог вельможные. И Добуж-княжич пришёл, и Нечволод, измеривший величину полюдья, был здесь. Тогда запер дверь вольный Тать и сказал Божу:
— Исполнил я то, что обещал Келагасту на твоё рождение. И вижу: крепкий встал в Веселинове рикс. И не сегодня — давно уже встал он. Теперь же будет назван по достоинствам своим, по умению и знатности. Послушаем, кого вельможные назовут. Может, другое имя они скажут?
Отвели глаза седобородые старцы, ответили:
— Что спрашивать? Ещё как будто давеча прорезался голосок басовитый, а розовые ланиты подёрнулись пушком; и не заметили, как юноша вчерашний успел возмужать... — вздохнули. — Давно все называют риксом сына Келагаста.
И Нечволод с княжичем не медлили, избрали:
— Бож! Нет ему равных в стенах Веселинова. Достоин, умел, знатен!
Сказал тогда Тать:
— Вот чертог! В нём ты теперь хозяин по праву.
Но воспротивились этому старцы:
— Без хлеба и водицы нельзя. Обычай этот издавна с нами.
И достали вельможные сухой хлебец, и внесли чашу холодной воды. Бож хлебец преломил. После Божа каждый отломил малый кус, отпил глоток из чаши. Тем заручились верностью.
И сказали все:
— Во имя рикса! Во славу нарочитого! Во благо чернь-смерда!