Александрас и Эляна сидели, обнявшись, всё в том же углу у окна. Александрас чуть заметно гладил Эляну по щеке, борясь со сном. Голова Эляны лежала у него на плече, глядели в потолок широко раскрытые ясные глаза. Изредка Александрас вздрагивал и перебрасывал руку с Эляны на коробку из-под торта — торопливо ощупывал её и снова успокаивался.
Цветастые женщины ворочались на тесных полках, кряхтели и вскрикивали во сне.
Синяя нога подрагивала на стыках.
Эляна вдруг беззвучно рассмеялась.
— Ты что? — осторожным шёпотом спросил Александрас.
— Первая брачная ночь! — торжественно сказала Эляна. — Объявляется открытой!..
— Любишь дешёвые эффекты! — сонно сказал Александрас.
Молодость, тем не менее, взяла своё, — под утро они крепко спали, обняв друг друга на нижней скамейке.
Голова Александраса покоилась на уже знаменитой коробке от торта.
Рука в цветастом рукаве осторожно приподняла голову Александраса, вынула из-под неё коробку и подсунула подушку. Спящий Александрас благодарно прижался к подушке щекой.
Полчаса спустя он проснулся от ужаса, ощутив под щекой подушку.
Открыл безумный глаз, перевёл его влево — увидел спящую Эляну, перевёл его вправо — на соседней полке, счастливо улыбаясь, сидела цветастая женщина и грудью кормила ребёнка. В солнечном утреннем свете она выглядела привлекательно и совсем безобидно.
Коробка от торта стояла на сидении рядом с ней.
— Голова горячий, торта — калодный! — весело сказала женщина. — Не карашо! Торта портится, голова портится! — и для убедительности постучала пальцем по лбу.
— Ага, — сдержанно сказал Александрас, сел, надел туфли, взял коробку и пошёл в туалет.
Странные взгляды провожали его, когда с тортом в руках он открывал дверь туалета…
Заперев дверь, он лихорадочно принялся развязывать верёвочные узлы на коробке.
Развязал. Снял крышку.
По туалетной комнате гулял ветер. Жёлтые, зелёные, красные денежные листочки трепетали на ветру, словно экзотические бабочки.
Александрас торопливо закрыл коробку.
— Доброе утро!.. — нежно прошептала Эляна, открыв полусонные глаза. — Куда ты ходил?
— Мылся, — мрачно сказал Александрас.