— Сама? — Хэйден насторожился. — Как вы с ней встретились?
Теперь я не видела причин скрывать от него правду и уже без страха повторила рассказ о саботаже у Дис-Роны. Поделилась догадкой, что Эвис никогда не было в той корзине, и, хитро поглядывая на Эвис, пожаловалась, как непросто было угадать ее имя. Хэйден слушал внимательно, не сводя при этом взгляда с моей подопечной. А когда я договорила, уточнил:
— Это она привела тебя сюда?
Топ.
— Да, — перевела я.
— Но это явно не первые светлые артефакты, верно?
Я недоуменно посмотрела на Эвис. Та недовольно, с видимым нежеланием топнула.
— Верно. Как ты догадался?
Хэйден, до этого не сводивший взгляда с ящерицы, повернулся ко мне.
— Утверждать пока рано, но, думаю, твоя Эвис — артефакт.
— Что? Живые не становятся вместилищем чужих душ, мы храним собственные.
— А она и не вмещала в себя душу. По крайней мере, всю. Думаю, в нее попала лишь частица. Причем, судя по всему, светлая. Это объясняет, как, при темной природе кайрошей, Эвис чувствует свет и ведет тебя к нему.
— Но разве такое возможно?
— Как видишь, — Хэйден хмыкнул. — Наверняка именно поэтому она и пришла к тебе: без подпитки света ей плохо. Если предположить, что живым артефактом она стала давно, то к моменту вашей встречи, скорее всего, Эвис балансировала на грани жизни и смерти. Думаю, в определенной мере она… питается, — подобрал он слово, — твоим светом. Ты нужна ей, Лэйни.
Топотунья слушала Хэйдена настороженно, но в то же время с опаской. А едва он договорил, повернулась и взглянула на меня так виновато, что защемило сердце.
— Она тоже мне нужна, — ответила я твердо и повторила: — Мы семья.
Эвис не заурчала, не стала топать или как-то иначе бурно реагировать. Вместо этого она прикрыла глаза и доверчиво прижалась к моей ладони. И в одном этом жесте крылось больше эмоций, чем в любых привычных для нее танцах.
Я вновь посмотрела на Хэйдена и только теперь заметила капли испарины у него на висках и лбу.
— Тебе плохо? Из-за света?
Я дернулась, пытаясь встать, но он удержал.
— Все в порядке, Лэйни.
Высвободив руку, я прижала ее к лицу северянина и ужаснулась: его кожа пылала.