Но эти дни прошли. Они исчезли, как будто никогда и не появлялись. Сейчас я не сдамся. Не откажусь. Я не допущу этого. Не упущу свой шанс. Так что, с каждой каплей почти исчерпанной энергии, что осталась в моих очень уставших, очень потрепанных, истерзанных руках, я поднимаю над головой тринадцатикилограммовую гирю.
Тринадцать килограммов.
Именно так. Тринадцать жалких, чертовых килограммов.
Если бы вы посмотрели на меня, то подумали бы, что эта гиря весит сто тридцать килограммов. Моя майка промокла от пота, дыхание беспорядочное и неровное. Все мое тело жесткое и напряженное, и оно просит о пощаде. Но пощады не было несколько месяцев назад, не будет и сейчас.
Раньше я бы посмеялся над любым, кто борется с тем, чтобы поднять такой маленький вес.
Слабость.
Жалость.
Стыд.
Я бы мог использовать все эти слова.
Слова, которые я и использую.
Слова, которые теперь мне приходится преодолевать.
Раньше тринадцать килограммов для меня были ничем. Сейчас они — всё.
Рубеж.
Для этого потребовались недели, если не больше. Это стоило каждой капли крови, пота и боли в моем теле, которыми я пожертвовал.
Но это моя новая реальность. Никогда уже не будет так, как прежде. Каждый день будет борьбой. Сражением. Горьким напоминанием о том, кем я был когда-то и кем могу быть теперь. О том, что за считанные минуты — чертовы секунды — стало с моей жизнью. Стремительно и быстро, но это изменило мою оставшуюся жизнь.
Я видел такое раньше, был свидетелем этого гнева. Я лицом к лицу сталкивался с этой яростью бесчисленное количество раз. Но никогда до конца не понимал этого, пока эти сила, гнев и ярость не обрушились на меня. Не нужно много времени, чтобы огонь нанес свой ущерб, оставив шрамы, оставив свой след на тебе — на твоей душе. Оставив тебя… иным. Огонь, может, и погас давным-давно, но ожоги внутри остаются намного дольше после того, как огонь потушен.
Я не тот Адам, каким был раньше. И никогда больше им не буду. Тот Адам пропал, исчез вместе с серым и черным дымом. А что осталось от него… я до сих пор еще не выяснил. Но одно слово продолжает всплывать в моих мыслях.
Чудовище.
— Я соврал, — говорит Льюис, прервав мои мысли. — Дай мне еще пять.
— Нет. — Мое рванное дыхание звучит как пыхтение. Пот продолжает литься по моему лицу в глаза, создавая другое жжение, которое ощущается слишком знакомым.
— Да! — заявляет он.
— Пошел ты! — выдавливаю я сквозь сжатые зубы. Мои руки, поднятые над головой, трясутся.