Поттер смотрел прямо перед собой расфокусированным взглядом и кивал головой в такт словам директора. Затем Альбус быстро подошел ко мне, подхватил одной рукой под колени, другой обняв за спину, легко поднял. Я устало откинул голову ему на плечо. Крестный так и нес меня на руках до своих апартаментов. Там он осторожно усадил меня в кресло и попросил рассказать ему все в подробностях. Я подумал, что дуться глупо, и начал колоться обо всем, что произошло в Хижине, начав с зелья, правда, я не выдал источник информации, просто сказал, что наткнулся на рецепт в новом выпуске журнала для зельеваров. И закончил сценой, свидетелем которой он стал.
— М-да, вот что, ты иди ко мне в спальню и укладывайся спать, а мне надо подумать.
Я пошел, почему не пойти, если предлагают.
А утром крестный притащил Люпина к себе в кабинет. Тот выглядел просто ужасно, какой-то весь дерганный, растрепанный, с синяками под глазами и взглядом побитой собаки.
Альбус выдал ему отредактированную версию произошедшего. От этой версии меня корежило так, будто у меня болят все зубы разом. Но открывать правду — это все равно, что на лбу у себя написать что я — темный маг. Про зелье, кстати, директор рассказал, точнее, сказал, что существует такое зелье и что я любезно согласился его делать (видимо с перепугу), пока Люпин находится в Хогвартсе. Похоже, до крестного дошло наконец, что оборотень в школе — это очень серьезно.
Из кабинета мы с Люпином выходили вместе. Вместе же встали на движущуюся лестницу. И тут у Люпина что-то от чего-то видимо отлегло, потому что он решился поиздеваться надо мной.
— Я так понимаю, ты теперь должник Джеймса. Долг Жизни — это серьезно. Ты, наверное, и зелье мне согласился варить из-за этого. Так вот, Нюньчик, не получится, тебе придется очень постараться, чтобы Сохатый принял расчет.
Я дождался, пока лестница довезет нас до конца, затем соскочив с нее, дернул Люпина на себя, развернулся и, прижав его к стенке, зашипел:
— А теперь послушай меня, только очень внимательно слушай. Поттер может говорить, может даже орать на каждом углу про долг всей моей жизни, это его право. Вот только ни хрена я ему не должен. Зелье я тебе буду варить, считай себя подопытным кроликом, если хочешь, но ты будешь его пить! И не дай Мерлин, ты забудешь об этом и подвергнешь опасности учеников школы, я клянусь, о твоей маленькой мохнатой проблеме узнает каждый, кто захочет меня слушать. Все понятно? Свободен».
— Ха-ха-ха, значит Долг Жизни моему отцу, да?
— Мистер Поттер, у вас истерика?
— Не-а… А скажите мне, пожалуйста, зачем он меня все-таки постоянно спасал, Вы знаете? — Поттер почти кричал, сверкая зелеными глазищами на Эйлин.
— Я знаю, — женщина улыбнулась, — и ты узнаешь, если будешь хорошим мальчиком и продолжишь слушать.
— Перси, читай!
«5 июля 1975 года.
Даже не знаю, зачем я веду дневник. Наверное, когда я пишу, то немного абстрагируюсь от действительности и многие вещи воспринимаю отстранено, будто все это происходит не со мной. Так проще свыкнутся с болью, проще ее принять что ли.
Но все по порядку.
Дни, прошедшие со злополучного посещения Визжащей Хижины, выдались на редкость спокойными. Каждое полнолуние, до самого конца учебного года, я проводил в сомнительной компании Люпина. Выяснилось, что зелье работает просто отлично. А вот принимать его, для лучшего эффекта, необходимо днем, перед тем как полная луна покажется на небе. Ближе к концу эксперимента до Люпина, кажется, дошло, что я его не боюсь. Вообще не боюсь. Мне действительно ниже пряжки, что он оборотень. Зато видеть, как волк виновато смотрит на меня и лежа на полу хибары, пытается закрыть морду лапами, было забавно. Люпин просто жалок. Если вдруг, не приведи Мерлин, это недоразумение окажется в стае, роль выше мальчика-на-побегушках ему не светит.
В период между полнолуниями Люпин ходил с мрачно задумчивой физиономией и всячески старался не подпускать ко мне остальных мародерствующих товарищей. Видимо, такое чувство, как благодарность у Люпина еще не атрофировалось. Хотя все его потуги были лишними.
Малфой сдержал данное когда-то слово и приставил ко мне охрану. Теперь я всегда находился в обществе Макнейра, Мальсибера и зачем-то привязавшегося к ним (соответственно и ко мне) Эйвери. Отдохнуть от присутствия этой троицы мне удавалось только в Тайной Комнате, да еще на прогулках в Хогсмит, куда меня с завидным постоянством вытаскивала Эванс.
Видимо, идеи чистокровности все больше распространялись среди слизеринцев. Эйвери просто передергивался весь, когда видел Лили рядом со мной.
Эванс, кстати, отвечала ему взаимностью.