Но когда, наконец, впереди показались низкие стены города, Роберт запаниковал, уверившись, что теперь, когда он так близко, дорога каждая минута. Он пришпорил лошадь и погнал галопом, хотя и знал, что бедное животное уже на последнем издыхании, как и он сам. Однако чувство вины и отчаянная надежда успеть вовремя гнали его вперёд.
Он с тревогой посматривал вверх, на тяжёлое серое небо. Остатки дневного света быстро угасали. Если он не поспеет к воротам до темноты, их запрут, и придётся провести ночь в гостинице при каком-нибудь монастыре или в таверне за стенами города.
Ходят слухи о беспорядках за городом из-за подушных налогов, о бандитах и головорезах, шляющихся по дорогам после наступления темноты, а потому даже хорошая взятка не заставит стражников открыть запертые ворота. В такую погоду они наверняка только и думают, как уйти в свой привратный домик да погреть над жаровней руки.
Копыта лошади застучали по Высокому мосту. Протискиваясь между двумя старухами и запряжённой волами повозкой с бочонками солёной рыбы, Роберт заставил бедных женщин отскочить к самым стенам. Они завопили, а свежевыстиранное бельё из их корзин вывалилось в грязь под колёса повозки.
Одна попыталась ухватить Роберта за ногу, требуя платы за испорченную одежду. При других обстоятельствах Роберт извинился бы и дал ей пару монет, но сейчас только пришпорил лошадь, не обращая внимания на несущиеся вслед проклятия.
Перед городскими стенами выстроился длинный ряд телег и повозок. Два стражника карабкались на колёса, поднимали покровы, ковыряли пиками в тюках и бочках, выспрашивали место назначения, сколько времени перевозчик намерен остаться, и задавали разные другие бесцеремонные вопросы.
Как бывалый путешественник, Роберт знал, что стража всегда старается задержать их до звона колокола. Тогда стражники захлопнут ворота и объявят, что заходить уже слишком поздно. Некоторые стражники получали мзду от владельцев таверн и ночлежек при монастырях, где путникам, которые не успели войти в город, приходилось платить за ночлег. Но чаще они просто отыгрывались на проезжающих за задержку своего ужина после долгого и тяжелого дня под дождём.
Роберт сжал бока лошади и стал пробиваться в начало ряда неподвижных телег, не обращая внимания на рассерженные выкрики и требования ждать своей очереди.
Один стражник, увидев его приближение, поторопился преградить путь и потянулся за поводьями лошади.
— А ну, вернись в очередь! Перед тобой есть другие!
Большинство стражников Роберт знал в лицо, как и они его, но этот был ему незнаком. Он вытащил из-под плаща кошелёк и, не глядя, сунул в руку незнакомца монету.
— Там, в городе, умирает моя жена. За мной послали… Во имя милосердия, дайте пройти.
Стражник изумлённо воззрился на блеснувшее в руке золото и поспешно сунул монету под плащ. Он тут же отпустил поводья и махнул, пропуская Роберта. Ждущие своей очереди взвыли от ярости.
— Тихо вы! — прикрикнул стражник. — У человека жена умирает. Где ваше милосердие, сволочи?
Он тронул пальцами монету под рубахой.
Едва с высоты огромного собора пробил колокол, стражники с ухмылкой переглянулись, поспешили к воротам и начали их закрывать.
— Мастер Роберт! Благодарение Пресвятой Деве, — бледные губы Беаты растянулись в вымученную улыбку.
Роберт ворвался во двор, где задержался лишь для того, чтобы отдать поводья мальчишке-конюху.
— Эдит… Она поправилась? — нетерпеливо спросил он.
Улыбка Беаты тут же исчезла.
— Нет, я хотела сказать… Я рада, что вы вернулись. Мы думали, гонец вас не нашёл. Госпожа… С ней отец Ремигий.
— Значит, я опоздал.