- Успокойтесь, - велел Димитрий, руки потирая. - Этих двух мне оставьте, а матушку... ни к чему ее беспокоить. Сами разберемся. Вы только...
- Не повторится, - Илья Лаврентьевич тяжко поднялся. Остановился в дверях, будто задумавшись, и произнес: - Оно-то, конечно, не моего ума дело... вы уж не серчайте, если что... однако, мнится, вам знать не помешает... ходит слух, что вы в немилости у батюшки нашего...
В немилости?
Собственно говоря, почему бы и нет? С планом Димитрия это вполне увязывалось. И князь кивнул, дозволяя слуху этому обрести жизнь, а с нею и подробности.
Сам же лакеями занялся.
...получилось простенько и мерзенько. Всего-то и надобно было, что встретить девицу, пусть сословия благородного, но чинов небольших, и забрать приглашение, ответивши, что, мол, ошибочка вышла.
...или и вовсе не встретить.
Но тут уж и вправду ошибочка вышла, не поделили между собою рубли, зазевалися...
- Кто платил? - ласково поинтересовался князь.
Лакеи переглянулись.
Так оно разве ж упомнишь... дамочка, но при маске, при плаще... им-то оно в лицо вглядываться ни к чему, им бы свой интерес соблюсти.
- На каторге сгною, - без особого вдохновения получилось, но поверили. Упали на колени, каяться стали, божиться, что, мол, бес попутал, а больше-то они ни в жизни так не будет...
...конечно, не будет.
Илья Лаврентьевич проследит, чтобы красавцы эти ни в один приличный дом не устроилась. Что ж... старик был памятлив, злоязычен, а уж игр за своей спиною и вовсе не терпел.
...в матушкиных покоях, несмотря на летний денек, было натоплено. Полыхал огонь в печи, гудел, грея воздух, и без того раскаленный.
Лешек чихнул.
А императрица взмахнула рученькой, отпуская взопревших дам, которые скоренько удалились. Были они одинаково краснолицы и потны, одна и вовсе едва не сомлела в дверях, но была подхвачена фрейлинами. Те-то пообвыклись и от жары не то, чтобы не страдали, скорее уж обзавелись правильными амулетами.
- Проходи, Лешенька, - слабым голосочком произнесла императрица, - порадуй матушку...
- Все ж прихворнуть решили? - Лешек с удовольствием открыл бы окно, пусть свежий ветер выметет из покоев матушкиных эту удушающую смесь благовоний, притираний, ароматных вод и чужого пота. Императрица же, присевши на перинах, потянулась.
Зевнула.
Зажмурилась.
Она-то аккурат жару не то, чтобы любила, но переносила куда проще, чем обыкновенные люди.