— Остановись, — он прикусил мою нижнюю губу.
— У тебя мягкое сердце.
— Я тебя предупреждаю, — он потянулся вперед и просунул свой язык мне в рот.
— Настоящая добрая душа.
Он ухмыльнулся:
— Вот именно!
— Что? — я разыграла невинность.
Он схватил меня за задницу и подтолкнул ниже, пока я не оседлала его напрягшийся член:
— Я буду трахать тебя, пока ты не поймешь, насколько плохим я могу быть.
Чарли.
В течение следующих трех дней нога Конрада зажила настолько, что у него уже получалось, прихрамывая, передвигаться по окрестностям. Он взял на себя рыбалку, а также обязанность рубить дрова для камина. Я пыталась уговорить его позволить мне поохотиться с одной из винтовок или поставить ловушки, но он не разрешал мне уходить слишком далеко от хижины. Также мы провели много времени в постели, и нам этого было недостаточно, кажется, я всё ещё не могла насытиться им, а он мной.
Время от времени мы говорили о планах. Мы не могли оставаться в этой хижине вечно. Кто-то наверняка видел нас или машину и мог узнать, и слухи об этом не могли не распространиться. Призрак Рамона витал на периферии наших дней и нависал, когда наступала темнота. Иногда я ловила Конрада на том, что он пялится на деревья, его взгляд был таким же мрачным и непроницаемым, как и его мысли. Если бы был выход из этой передряги, он бы его нашел. Если бы не было, я бы бежала с ним, пока мы не ушли достаточно далеко, чтобы начать всё сначала.
— Только не говори мне, что ты нашла ещё корней цикория, — он подошел ко мне сзади и обнял за талию, когда я солила закипающую воду.
— Это для тебя на пользу.
Он уткнулся носом в мои волосы, а губами прямо мне в ухо, пробормотав:
— Такое противное на вкус, что обязано быть полезным.
Я припомнила старую поговорку моего дедушки:
— У тебя от этого волосы на груди встанут дыбом.
— Слишком поздно, — пробормотал он и поцеловал меня в шею.
— Ну, тогда у меня.
Он рассмеялся мне в плечо.
— Я бы все равно любил тебя, даже если бы у тебя был лес на груди.