И мысль эта показалась Стурину и забавною, и верною.
«Да, это то измерение предмета, думалось ему, — которое может-быть существует, может-быть нет, которое нашему разуму непонятно, а медиумам понятно, до уразумение которого когда-нибудь общечеловеческий разум и достигнетъ».
Однако Стурин решился. Желание добра молодому другу, боязнь за его будущее пересилили в нем простую щепетильность. Он горячо стал доказывать Базанову, что через год, или два он разойдется со вдовой, потому что в ней нет ровнехонько ничего того, что он хочет видеть в ней.
Базанов усмехался почти презрительно. Он сожалел Стурина — это было ясно. Изредка он качал головой. Его движение говорило:
«Как люди ограничены! Как глупы! Как изуродовано в них понимание многого, самого существенного в жизни!»
Стурин уже начал злиться на друга, и наконец, выговорил:
— Послушайте, Константин Алексеевич. Ведь это, наконец, черт знает, что такое! Ведь этому ничему поверить нельзя! Ведь никогда никто не поверит, что можно влюбиться в Гликерию Ивановну. К ней обыденная человеческая мерка не приложима, потому что мерить нечего! Что же вы видите в ней?.. С какой точки зрения вы смотрите на нее — чтобы любить… Знаете, голубчик, не шутя, что я надумал: это в роде нашего спиритического четвертого измерения.
Молодой человек быстро вскинул свои светлые задумчивые глаза на Стурина, долго смотрел на него и потом выговорил, едва заметно улыбнувшись:
— Может-быть!.. Ведь вы же верите, что оно существует в физическом мире. Ну, а я стало-быть доказываю собой, что оно существует и в нравственном мире.
— Нет… Это самообман! Вы чрез год или даже ранее разочаруетесь в этой женщине или, точнее выразиться, приложите к ней только три измерения нравственные и… прозреете! И будете вы — несчастный человек… Вспомните ваш казус с Заквашиным?!..
— Это иное дело… — воскликнул Базанов. — Я заглазно вообразил себе, судя по книге, светлую и духовно высокую личность, т. е. совершенно другого индивидуума, чем в действительности уродился этот Иван Кондратьич.
— А тут разве не то же… Разве вы не создали себе свою Гликерию Ивановну… Свою! С которой почтенная Рюмина и незнакома даже. Неблагоприятное мнение об ней не есть мое личное исключительное мнение. Поймите, что Рюмина для всех, начиная с вашей матери и кончая последним обывателем нашего города — женщина старая, дурная и глупая… А ваша мать, да и я тоже — прибавляем: и недобрая…
— Ну, а для меня, улыбнулся Базанов, — она красива, добра и умна… И я прямо и искренно говорю вам: я страстно люблю ее. Не поди она за меня замуж… Я… Я и не знаю, что сталось бы со мной…
— Ну так я скажу, что если вы будете с нею счастливы, то это…
Стурин запнулся, потом вскочил с места и выговорил растерянно…
— Ну так это — четвертое измерение!..