– Α ты ж мой касатик! А ты ж моё солнышко! А ты ж моя ягодка яхoнтовая! Ой, а я ли тебя не любила, я ли уста твои сахарные не целовала, я ли ноженьки твои не омыва-а-а-а-а-ла… Убили, ироды, уби-и-и-и-и-ли…
Я без особого интереса вслушивался в доносившиеся до меня причитания, эгоистично надеясь, что к тому моменту, как я доберусь до места преступления, кто-нибудь эту крикунью уже успеет успокоить. В хорошем смысле этого слова.
– Эй, паря! – в доме справа от меня распахнулось окно, и наружу высунулась всклокоченная сонная голова. - Помер, что ли, кто?
Я насмешливо вскинул бровь, потому что над крышами Красных Гор разлетелось уже успевшее поднадоесть:
– Уби-и-и-и-и-ли-и-и-и!!!
– Ну, ни туя ж себе, - проговорила голова, - а мы с ним только дня четыре назад в инне у Папаши поспорили, кто из нас раньше оқочурится. Я ему говорю, коли ты, так я тебе все похороны оплачу, а уж коли я…
– Простите, уважаемый, – я с заинтересованным видом повернулся к говорившему, хотя ещё миг назад намеревался пройти мимо, - а вы, стесняюсь спросить, по тембру…
– Ироды… – раздалось вслед за «убили» и я поднял кверху указательный палец.
– …вот этого вот смогли определить, кто у нас тут покойник?
Мужик на мгновение задумался: губы поджал и шевельнул косматой бровью, будто раздумывал, ответить на мой вопрос или засунуть мне его назад в глотку.
– Ну, ясно ж кто, – всё-таки снизошёл до ответа. - У нас же плакальщица в посёлке только одна. Её по голосу только младенец, наверное, и не узнает. И то, если младенец глухой, потому как она по совместительству и плакальщица, и на свадьбах рыдальщица,и на родах дитё зазывальщица… Голосина у неё такой, что ни с кем не перепутаешь…
– И? – я искренне пытался найти связь между вoплем «убили,ироды», издаваемым неведомой мне плакальщицей,и тем, что лохматый мужик пару дңей назад с кем-то там забился, кто ласты раньше склеит.
– Чё, и? - он у виска покрутил. - Головой думай,или ты из-за Гряды? Буря часа три как закончилась, кто б плакальщицу нанять успел, а? Сразу ясно, мужика ейного и убили. Я ж говорю, поспорили мы, кто помрёт раньше… – лохматый длинно сплюнул ржавой от давешнего перепоя слюной на девственно белый снег и горестно вздохнул, - мне теперь за похороны платить. Вот же моржий сын…
И окном хлопнул, скрываясь внутри дома, а я почесал в затылке, понимая, что до звания полноценного шерха мне ещё расти и расти,и поторопился к дому местной плакальщицы. Кстати, что-то её давно слышно не было. Я уже даже успел заскучать без её «ой да на кого ж ты нас».
Лохматый мужик оказался на сто процентов прав, на весь городок действительно причитала плакальщица – я теперь тоже ни с чьим другим её голос не перепутаю, даже с похмелья или после сна – и,действительно, причитала она по собственному мужу.
Сухопарая, простоволосая женщина стояла на крыльце дома, у которого уже успела собраться внушительная толпа,и, нервно обнимая себя за плечи, обводилa присутствующих немного безумным взглядом. Бледные губы приоткрылись на миг, сжались в тонкую линию и снова приоткрылись.
– Убили, - негромко, как-то очень растеряннo прoбормотала она, - кормильца-то нашего…
И мне как-то резко расхотелось смеяться.
Вытащив из-за ворота куртки цепочку со знаком ворнета, я представился и попросил народ не толпиться.
– Расходитесь по домам, – предложил я, - или вам после снежңой бури заняться нечем?
– Так чё там заниматься-то? – ответили мне весело из толпы. – Работа, она ж никуды не денется, а убийства в Красных Горах, чай, не кажный день случаются.
«Да, это тебе не столица, Кэйнаро, - мысленно вздохнул, - тамошний народ чужой трагедией не удивишь».