Она моргнула несколько раз, ноздри раздувались.
Я отвел взгляд, подавляя сочувствие.
Девушка потянулась к воротнику и сняла шлем. Он отцепился с тихим шипением. Ее хвостик высвободился, черный, неокрашенный. Запахло клубникой, и я растерянно отпрянул. Я ожидал, что ю-девушки без запаха или пахнут как больница, как образец, который долго держали в банке.
Не как свежая сладкая клубника.
Ее глаза слезились, она впервые в жизни вдохнула загрязненный воздух. Она согнулась и закашлялась. Я схватил ее бутылку и открыл крышку.
— Пей.
Она так и сделала, глотала воду, словно та могла спасти ей жизнь. Наконец, она вытерла рот платком, что был в ее рукаве, прижала его к глазам.
— Как вы дышите этим каждый день? — спросила она ослабевшим голосом.
— Потому мы и живем недолго, — ответил я.
Она уронила платок и посмотрела на меня покрасневшими глазами.
— Не смешно, — сказала она.
Я улыбнулся.
— Я этого и не добивался, — я сел на старый диван, чтобы между нами было расстояние. Она была красивой, я к такому не привык. Она была не как большинство ю-девушек, гонящихся за последними трендами красоты, внедряющих в тело модификации, меняющие им нос, губы, бедра, зад, зависело от тренда. Ю-парни улучшали себе мышцы и покупали точеную челюсть. Но мода менялась, и ю меняли себе внешность почти каждый месяц. Мэй не могли такого себе позволить, им оставалось наносить макияж, использовать татуировки, что держались долго, и красить волосы.
Молодежь Тайпея стала хамелеонами. Мы не могли изменить смог, что окутывал наш город, но могли управлять своей внешностью, и каждый облик был ярче и круче предыдущего.
Она допила воду и с опаской посмотрела на меня.
— Как тебя зовут?
— Серьезно? — рассмеялся я.
Она подняла плечи.
— Думаю, ты на год старше меня. Восемнадцать. Родился в год лошади, — она кивнула на темную одежду, висящую на некоторой мебели в комнате. — Я буду звать тебя Темным конем.
Я чуть не улыбнулся, но вместо этого вытащил свой нож-бабочку и начал кружить его между пальцами и в ладони. Это помогало мне думать. Она напряглась, впилась руками в ноги. Она боялась, что я использую свое преимущество. Нет, и мне пришлось побороть желание успокоить ее и объяснить.
— Зачем все это, Ро? — ее голос прервал мои мысли.
Зачем все это, Ромео?