Дорога заняла чуть больше получаса, где только половина ушла на объезд пробок, сформировавшихся на протяжении почти всей дороги. Объездные пути встали колом под напором нескольких потоков, стремившихся обойти проблематичный маршрут, но и там все только ухудшалось. В салоне стояла жуткая жара. Водитель — старикан с длинной седой бородой и в куртке с поднятым воротом, по которому бегала светодиодная полоска заряда, говорившая о встроенном в шейном позвонке имплантате, спокойно смотрел на многокилометровую пробку, лишь изредка поглядывая на сидевших на задних сидениях пассажиров.
— Здесь всегда так в это время.
Хью взглянул на профессора. По старому, испещренному морщинами лбу текли капельки пота. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее. В какой-то момента стекло опустилось и глоток спертого сухого воздуха хлынул в салон. Сказать, что это как-то изменило в лучшую сторону ситуацию в салоне, было нельзя, однако сам Хью старался не отвлекаться, думая над тем, что, а точнее, кого он встретит в психиатрической лечебнице, где находился единственный выживший пациент.
Машина медленно продвигалась по дороге. Профессор заговорил.
— Я сам был очень сильно удивлен полученной информации. Думал бред, но, когда навел дополнительные справки убедился в правдивости.
— Зачем его там закрыли?
— Понимаешь, Хью, все это было, мягко говоря, не совсем правильно с точки зрения прав человека. Опыты на людях запрещены по всему миру. Конечно, все это бумажные законы и тот кто хочет делает свое дело, но мы проводили испытания на добровольцах и был шанс, что кто-то из них уцелеет и в какой-то момент откроет рот.
— Их всех можно было ликвидировать.
Профессор покосился на доктора.
— Мы научно-исследовательский институт, Хью, а не бюро наемных убийц. Даже в таких делах мы обязаны сохранять жизнь человеку, уведомлять о рисках и последствиях подобного вмешательства. Опять-таки, заключался договор, платились «смертные», но все это не отменяло прописных догм — жизнь человека на первом месте. Когда же стало ясно, что выживаемость испытуемых стремится к стопроцентной планке, все выдохнули. Их смерть избавляла нас от лишней бумажной работы, как бы это цинично не звучало, если предъявлялись претензии со стороны родственников, мы просто показывали договор и на этом все заканчивалось. С юридической точки зрения никто никому ничего не должен. Но вот если они выживали… тут возникали проблемы. Срок договора истек много лет назад, а последствия испытаний убивают пациента до сих пор. Вот его и заперли в лечебнице от греха подальше. Хорошо это или плохо не мне судить, хотя я и не снимаю с себя ответственности — такая у меня работа.
Машина начала двигаться чуть быстрее, но пробка все равно казалась из салона поистине гигантской. Клубы канализационных испарений поднимались все выше и выше, заслоняя собой всю проезжую часть. Где-то машины тонули лишь капотом, выныривая из мистического тумана словно корабли призраки, а где-то корпус скрывался полностью, пропадая перед водителем за считанные мгновения.
— Я много думал над тем, что прочитал в ваших заметках, профессор, — начал Хью, поглядывая на сновавшие толпы людей на обочине. — Это странно, что два разных человека смогли увидеть нечто такое, что можно объединить в единое целое, как будто сложить два разрозненных кусочка паззла и получить цельную картину. Раньше мне казалось, что все это бред сошедшего с ума ученого, кем я считал себя долгое время, но сейчас я убежден, что это под силу каждому.
— Ты уже рассчитал нужную формулу? Выявил актив-вещество?
— Нет, — коротко ответил доктор, отвернувшись от окна.
Актив-вещество — комплекс химических соединений, препарат на основе сильных наркотических веществ, действовавших на сознание пациента подобно консервному ножу, срезавшему закрытую оболочку памяти и достававшую из нее все необходимое, материализовывая обрывки воспоминаний в снах. Это был философский камень, который стремился получить Хью.
— Но я пытаюсь… каждый день. У меня мало что получается, я будто все время хожу кругами. Вроде бы есть какой-то прогресс, ты думаешь, что вот оно, совсем рядом, нужно лишь протянуть руку и взять, а потом все откатывается назад, на стартовую точку. Я вновь оказываюсь там откуда начал.
Вскоре пробка начала рассасываться. Поток причудливых машин стал редеть, открывая путь на магистральную ветку, откуда до психиатрической клиники было рукой подать. Водитель ускорился, двигатель под капотом ощутимо взревел и дрожь начал распространяться по всему корпусу. В какой-то момент мы оказались на полупустой трассе. Здесь от дыма и испарений не осталось и следа, открылось доселе сокрытое небо и уходившая в самый горизонт дорога начала извиваться, убегая все дальше и дальше, как будто не имея конца загоняя нас в свои объятия.
Психиатрическая клиника имела в реестре очень странное для многих цифровое значение «ноль». По этому поводу всегда ходило много легенд и мифов, но все они так или иначе сводились к тому, что само заведение носило государственное значение и «нулевое» обозначение лишь выделяло ее на фоне остальных. Кому-то нравилось искать во всем этом скрытый смысл и оснований на то было достаточно. Примерно в тридцатых годах, задолго до переезда Хью в Минск, на территории клиники проводились опыты на людях и многое из этого до сих пор хранилось под грифом «секретно», но потом эксперименты свернули, выведя медицинское учреждение из-под опеки государственных органов безопасности, сохранив при этом цифровое значение «ноль». Но были и те, кто до сих пор верил в мистику, считая ноль абстракцией. Некой бездной, куда попав однажды уже невозможно вырваться обратно. Начало и конец одновременно для всех, кому не повезло загреметь за стены психиатрической клиники.
Машина подъехала к старым бетонным ограждениям позднее запланированного. Профессор заметно нервничал, но говорил, что все это старость и в его возрасте не нервничать можно лишь лежа в могиле. Водитель не стал ждать: получив очередной заказ, его автомобиль быстро развернулся, заскрипев покрышками и нагнав пыли, и умчался в противоположном направлении, оставив после себя лишь едва уловимое эхо грохотавшего двигателя.
— Вот, — тихо произнес профессор, поглядывая на проржавевшие металлические ворота. Время не пощадило их, как и тех, кто наверняка до сих пор лечились внутри учреждения, далекого и отрешенного от всего цивилизованного мира. Здесь даже время текло как-то иначе и ощущение безысходности, царившее вокруг не могло не сказать и на спокойствии самого Хью.
Охранник вышел к нам чуть позже. В новенькой форме, с оружием и очень плохим настроением. Режимное учреждение до сих пор работало по негласным правилам, отчего чужаков тут не любили и не ждали. Работали видеокамеры, несколько патрулей, бродивших вдоль бетонных стен и чьи разговоры нет-нет да доносились до слуха Хьюго, остановились у края ворот, хмуро посмотрев на приезжих и тут же направивших по заданному маршруту.
— Приемные часы у нас по строго отведенным дням, — протокольно заявил охранник, но увидев профессора, немного стушевался. — Вам чего?