— Слушай! — говорит. — Ты мне брось! Я по делу, и мне не до шуток. И не до острот. Если все будут острить, то дела никогда не сделаешь. Сначала надо дело сделать, а потом уже шутить. «В Москву уехала!» Раз она в Москву уехала, раз её нет, зачем она мне. А если ты шутишь, и она дома, зови её сюда, у меня дело. Дело — это главное, а потом уже шутки.
Вот тип! А может, он вор, а? Но вообще-то он мне здорово надоел.
— Нет её, — сказал я. — Может, она и не в Москве, но дома её нет, это главное.
— А что она в Москве делает, если она ребёнок?
— А кто вам сказал, что она ребёнок?
— Сам же сказал, что такая, как ты.
— А кто вам сказал, что я ребёнок?
— Слушай, — говорит. — Хватит! Не до шуток. Раз её нет, так нет. А ты точно ребёнок, ты-то мне и нужен.
Доехали!
— Так какое же дело? — спрашиваю.
Он говорит:
— А дело вот какое. Только если её нет дома. А то зови.
— Квартиру вам, что ли, показать? — говорю.
— Нет, нет, — говорит. — Не надо. Ну, слушай. Сам я из родительского комитета при домохозяйстве. Детей у меня, слава богу, нет, но в комитете я состою. И вот мы в комитете ещё в конце лета решили, что заведём у себя в доме музыкальный кружок, струнный оркестр для детей. Составили список, взяли напрокат инструменты, нашли педагога, и вдруг — на тебе, половина детей, которые записались, наотрез отказывается учиться в струнном оркестре. То ли они передумали, то ли упрямые, то ли им родители запретили из-за плохой успеваемости — я не разобрался, но они наотрез отказываются, не хотят.
— Глупые дети, — сказал я.
— Во, — сказал он. — Точно. А ты умный! И сестра твоя умная, если бы она была здесь. И я тоже прошу — иди ты, пожалуйста, в этот оркестр. Сам иди и сестру веди.
— Нет, — сказал я.
— Почему? — говорит.
— А я не хочу, — говорю. — И в списке меня не было. Я и не обязан, — говорю.
— А кто говорит, что ты обязан? Никто и не говорит. А ты иди и учись.
— Не пойду, — сказал я.
— Ты пойми, — говорит. — Если не будет полного списка, окажется мало денег, и педагог вообще не захочет с остальными заниматься.