Мы всё ещё молча вошли на территорию принадлежащей Пляйсу усадьбы, и мой компаньон ответил кивком на тихое приветствие и вежливый поклон Маргариты. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, после чего я убрал заслоны, преграждающие путь в комнату Эсмеральды. Я показал Роберту тайник за фальшивой стеной и объяснил, что его жена в нём хранила, и каково было действие этих ядов. Пляйс слушал меня в полном молчании, с лицом столь неподвижным, словно он впал в состояние какой-то удивительной летаргии. Когда я закончил, он ничего не сказал, только отступил на два шага и присел на край постели. Погладил ладонью бархатное покрывало, застилавшее всю кровать.
– Эсми всегда была падка на любовные игры, – глухо сказал он наконец. – Она тянула меня в постель, будь то день или ночь, и поверьте мне, что она и стонала, и кричала, и шептала о любви...
Он поднял на меня взгляд. У него были печальные глаза привязанной к дереву собаки, которую оставляет любимый хозяин.
– Хорошо делает, кто женится на женщине, а ещё лучше делает тот, кто не женится, – сказал я, цитируя письмо святого Павла.
– Так я в будущем и поступлю, помоги мне Господи... – Он приложил руку к груди.
Затем, как будто озарённый внезапной мыслью, он повернул в мою сторону обеспокоенное лицо.
– А вы это не подделали? Это всё, – он обвёл рукой вокруг, – не ваших рук дело?
– Инквизиторы не действуют таким способом.
– Клянётесь? Страшной местью Иисуса?
– Чем захотите. Если это вас успокоит, клянусь верой, которую я исповедую, собственной жизнью и собственным спасением, что, насколько мне известно, ваша жена систематически вас травила, а всё, что вы здесь видите, принадлежало ей.
Он опустил руки.
– И что мне теперь делать? – Спросил он тихо, наверное, даже не меня, а самого себя. – Как мне жить?
Честно говоря, общество дворянина начинало меня раздражать. Он должен был радоваться, как ребёнок, что он спас голову, избавился от злобной стервы-убийцы, и теперь у него впереди вся жизнь, которую он построит так, как захочет. Вдобавок без гири на ноге в виде жены. А вместо этого Пляйс нудил, брюзжал и гримасничал. Я махнул рукой на этикет и сказал ему это. К моему удивлению, он бледно улыбнулся.
– Вы думаете, что так можно? Сжечь прошлое, как старые штаны?
– Если они обосраны и воняют? Наверное, можно...
– Всё, во что я верил... – Он покачал головой, и в его глазах появились слёзы. – Всё, что я любил...
Он действительно меня раздражал. Не одна, так будет другая. Любая женщина, по моему скромному мнению, подобна как колесу у телеги. Его нужно часто смазывать, но быстро менять, как только оно начнёт скрипеть.
– Ну ладно, господин Роберт. Мне уже пора, а вы тут обдумайте всё хорошенько, и...
– Почему она это сделала? – Он, казалось, не слышал, что я сказал. – Вы узнали, почему она меня так ненавидела?
– Потому что вы совершили преступление, господин Пляйс... – Я обернулся, уже стоя в дверях.
– Я? Преступление? – Он высоко поднял брови.
– Да, господин Пляйс: преступление. Вы надоели ей до смерти. Так же, как теперь вы надоедаете мне. Оставайтесь с Богом.