Мужчина, который уже вообще забыл о существовании женщины, аж подскочил от испуга, и, признаюсь, у меня тоже нервно дёрнулась бровь, когда я услышал этот визгливый голос.
– Вот видите? Бедные, но честные. – Я хлопнул медика по плечу. – Ну, идём, идём...
Когда мы открыли дверь, ведущую в комнату роженицы, женщина уже не кричала, а только хрипло стонала. Я не ожидал, что она будет настолько молода (ей было не более четырнадцати лет), а длительное страдание сделало её бледное лицо почти прозрачным. Рядом с тюфяком, на котором она лежала, притулилась какая-то сгорбленная старушка. Я посмотрел в её затуманенные алкоголем глаза и приказал Грольшихе выставить старуху за порог.
Девушка смотрела на нас полным скорби взглядом, в котором не было не только надежды, но даже интереса. Как видно, боль, усталость и чувство безнадёжности уже оставили на ней свой отпечаток.
Медик снял с роженицы одеяло, которым она была накрыта, ощупал ей в живот (как мне показалось, не особо стараясь аккуратничать), и выругался.
– Вы упросили меня в последнюю минуту, – буркнул он. – Ещё час-два без помощи, и она умрёт.
Я оставил без комментариев тот факт, что и речи не шло ни о каком упрашивании, поскольку момент не казался мне подходящим, чтобы спорить с врачом о значении конкретных слов.
– А вы знаете, что делать? – Только и спросил я.
– Хороший медик всегда знает, что делать, – ответил он надменным тоном. – Это неблагодарные пациенты иногда умирают, не ценя наших усилий.
И снова я позволил себе не комментировать это нахальное заявление. Я всегда знал, что врачи относятся к весьма закрытому цеху, и это кружило им головы намного быстрее, чем другим людям. От этой болезни было одно хорошее средство, и называлось оно кнут. Но не всегда можно было его применить.
– Поскольку вы инквизитор, вы, вероятно, имеете некое представление о функционировании человеческого организма, – заметил он, когда приказал Грольшихе принести ведро горячей воды.
– Некоторое, – скромно признался я, хотя обучение в преславной Академии Инквизиториума давало мне право использовать гораздо более сильные термины.
– Очень хорошо. Вы будете ассистировать мне во время операции, поскольку дело обещает быть сложным.
– Да вы с ума сошли. – Я пожал плечами.
– Как хотите, но без помощи я не ручаюсь за жизнь ни этой женщины, ни ребёнка.
– А что, в этом чёртовом городе нет другой повитухи?!
– Пока мы за ней пошлём, девушка умрёт. И так чудо, что она пережила ночь. Скажу вам, мастер, – он уставился на меня с серьёзной миной, – что меня не перестаёт поражать сила человеческого организма и исходящая из человека воля к выживанию, проявляющаяся в преодолении самых больших неприятностей.
Я кивнул. Да, с подобным тезисом я легко мог согласиться. Каждый, кто участвовал в инквизиторских дознаниях, мог убедиться, что многие допрашиваемые отчаянно цеплялись за жалкие обрывки жизни, которые им оставались. Чаще всего вопреки здравому смыслу, ибо для многих из них смерть была спасением.
– Раз надо, значит надо, – проворчал я.
Инквизиторы привычны к виду крови и человеческих страданий, а чтобы мы могли эффективно выполнять нашу работу, мы должны превратить сердце в твёрдый валун. Тем не менее, никто не мог подготовить меня к участию в таинстве рождения, где среди крови и крика зарождалась новая жизнь. И когда, уже после всего (а это было нелегко, любезные мои, о нет), я посмотрел на красное лицо новорождённого, я подумал, каким удивительным образом Бог укладывает человеческие судьбы. Вот я, инквизитор, стоял с руками, красными от крови, в комнате, где до недавнего времени вибрировал ужасающий крик боли, и не только никому не причинил вреда, но и вдобавок мог себя поздравить, что причастен к спасению двух человеческих существ. Правда, учитывая измождённое состояние матери, как физическое, так и духовное, трудно было сказать, не оказал ли я им таким образом медвежью услугу... Но дальнейшая судьба этих двоих уже находилась в руках Господа, а не в моих. Сейчас молодая мать спала мёртвым сном, а новорождённый присосался к её груди.
– Девушка и ребёнок должны выжить,– приказал я медику. – Позаботьтесь, чтобы они ни в чём не испытывали недостатка. Она мне нужна живой и здоровой.
Он очень заметно поморщился.