— Да. Прыгают вверх и — полетели. У Гермеса таларии — специальные сандалии с крыльями. Очень быстро летает.
— А остальные?
— Обходятся как-то. Полёт не такой изящный и быстрый, наверное.
— Так ты что, не видел никогда?
— Нет, если честно.
Ромашкин едва не усмехнулся, но сдержался, стараясь не задеть артистическую натуру.
— Ладно. — Он хлопнул себя по коленям и поднялся со скамьи. — Раз ты знатный олимповед, то ответь на такой вопрос: что они вообще делают, эти ваши боги? Не могут же они всю дорогу жрать нектар и ржать над тормозами?
Омерос смутился.
— Я их за другими занятиями не видывал... Но они куда-то отлучаются, иногда воюют. Когда-то была большая война, ведь до олимпийцев была другая власть... Смотрят за нами, людьми...
— Зачем? Помочь норовят?
— Иногда и помогают! — вскинулся сказитель. — Случается, что наоборот делают твой труд напрасным. В гневе златокудрый Феб может и болезни наслать.
Студенту захотелось свернуть разговор:
— Значит, ты не знаешь, чем действительно озабочены боги.
— Они — боги. Их подлинные мысли мне не ведомы. Иногда мне думается, они своим наличием уже дают этому миру возможность жить. А иногда, — тут Омерос перешёл на шёпот, — кажется, что без них было бы лучше... Но тогда я вряд ли попробовал бы нектар.
— Да, подсадили тебя знатно, — пробормотал Аполлон. — Замнём для ясности. Интереснее другое: они что, все алкоголики?
— Нет, чужак, не все. Есть те, кому нектар не нужен, они и так быстрей людей. Танатос, мойры, многие другие, особенно те, кто живёт не на Олимпе, не близок к царствующей семье Громовержца... А титаны были изначально медлительны. Мне рассказывал, кажется, Дионис, что Геракл, задумав поговорить с Атлантом, ничего от того не добился, пока не дал выпить нектара. Вот в Тартаре, говорят, для всех время одно... А Кронос, Гея, Уранос... Им не надо нектара, они живут в своём ритме, мы все для них, будто блошки на собаке... Каков образ, а?
— Прекрасный, — одобрил студент. — Давай ближе к делам насущным. Там парочка сидит, они поменялись телами. Мальчик стал стариком, старик мальчиком.
— Да?! — Глаза Омероса вспыхнули азартом. — Вот это история! Это красота! Басня, достойная отдельной песни...
И сказитель ушёл в себя, а Ромашкин задумался о своём...
Через некоторое время Аполлон оказался в компании неодетой служанки, а Омерос стал беседовать со стариком и мальчиком.
Пышногрудая девица принялась угощать студента вином и фруктами (от обеда он отказался, потому что был сыт), не забывая метать на диковинного парня заинтересованные взгляды и демонстрировать ему «товар лицом». Аполлона, безусловно, проняло. Он уставился себе под ноги, имитируя крайнюю степень сосредоточенности на чём-то важном, но и в этом выигрышном положении не удалось избежать атак озорной чертовки: она подсела к студенту вплотную и прижалась к нему всем телом, для пущего конфуза обняв Ромашкина ласковыми руками и задышав ему в ухо. Называла она студента исключительно воином и шептала ему такое, от чего оживали самые смелые фантазии.
— А ну-ка, изыди! — громыхнул голос Омероса.