Наверно, чтобы отвлечь нас от мысли опять попытаться попасть на пароход, Якимыч повёл нас показывать священное дерево самоедов.
Он долго крутил нас по оврагам, остановился наконец, сказал:
— Вот это место.
Но посреди кустов мы нашли только толстый пень.
— Наши спилили, — решил Якимыч, и повёл нас дальше. — Подальше тут ещё было. Вот на этой лиственнице было…
Было! Мало ли что было. Теперь ничего нет на этой лиственнице. Напуганные слишком ретивыми антирелигиозными пропагандистами, самоеды только на словах отрекаются от своих древних богов и поклоняются им тайно.
Всё-таки мы его нашли — священное дерево дикарей — в скрытом от глаз месте, на склоне оврага, среди густого кустарника.
Это была красивая сильная лиственница. На её крепких ветвях висели: оленья шкура с черепом и рогами, цветные тряпки, ярко-синяя полоска грубой материи с двойной цепочкой из тонких железных колец. На таких цепочках некоторые из самоедов носят свои ножи.
Шкура и тряпки истлели, заметно было, что жертвы принесены давно.
— Теперь уж редко ходят. А раньше, бывало, соберутся всем скопом, оленя заколют, кровь выпьют, мясо тут же съедят, а шкуру богу повесят.
На ветру мы здорово помёрзли. Пришлось опять забираться в избу.
Кочетов занимал разговорами.
— Это разве север? Так — летний, вообще напежить, ветерок. Вот осенью попоздней двинет — это север!
Тому назад два года, вообще напежить, случай был: «Инденбаум» — пароход, тогда «Иван Самарцев» назывался — попал в север у берега. Оба якоря бросил, машина, вообще напежить, на полный ход работала. — Так чтó вы скажете: сорвал и с якорей, да как швыркнет — за пятьдесят сажен на песок! Эдакую махину закинул…
А вот как уляжется, вообще напежить, вода сойдет, самоедцы сейчас берегом бегут, подле гóру. Север-то волны кидает в берег, обламывает его водой. Бывает, так пластом и отколется берег. А там тебе чистый лёд сияет — стена. В той ледяной стене самоедцы допотопные кости находят: клыки мамонта-зверя и даже, вообще напежить, целые, бывает, шкелеты. И вот поди ж ты, вообще напежить: кругом лёд, по льду круглый год ходим — а ледников местное население совсем, вообще напежить, не знает. Икра, к примеру сказать: ведь только самую свежую и едим. А долго ли её без ледника свежей продержишь? Почитай девяносто процентов пропадает, вообще напежить, зазря.
И ещё день прошёл, а север всё дул. Мы вылезали только в тундру — по низинкам — за дичью.
И только к вечеру — как солнцу садиться — ослабел ветер чуть-чуть. Мы воспользовались этими минутами, чтобы проскочить на лодке к «Гусихину».
Однако через полчаса после захода север принялся, казалось, с удвоенной лютостью.
Только к ночи третьего дня он заметно стал терять силу, волны не так уж громыхали в железные бока «Гусихина».
Кочетов предсказал верно: север дул полных трое суток.
А из-за моря, моря да моря синего,
А из того же раздольица великого,