В каждой новой вещи, в каждом новом явлении есть нечто от чуда. Об этом стоит подумать художникам — всем, кому положено смотреть на мир всегда впервые. Привычка — вторая (и худшая, ложная!) наша натура — величайший враг «художественного ока». Привыкнув, мы перестаём видеть вещи, замечать явления. Путешествия — посещение новых для нас мест — неизменно дают подсветку нашим глазам и всем нашим чувствам. Такое же действие производят на нас новые вещи на месте старых в собственном нашем дому: вдруг опять начинаешь чувствовать, какое чудо — мир и как чудесна жизнь…
Почаще меняйте привычную обстановку, т. т. художники, писатели!..
Некоторые даже взрослые думают, что ворон — муж вороны. Вот смешные! Это всё равно, что уверять, будто жена кузнеца — кузница, а дети его кузнечики.
Думать, что после смерти ничего нет, не менее глупо, чем верить в любую форму загробной жизни.
Шутки ради, забавы для взял я послушать морскую раковину — ту, что в детстве доставляла мне столько наслаждений своими «рассказами о море», слышимым в ней «шумом прибоя», и что до сих пор уцелела как-то и лежит у нас на трюмо.
Я приложил раковину к уху — ничего не услышал, приложил к другому — тоже.
Я не испытывал этой раковины добрых пятьдесят лет. За полвека она могла обезмолветь…
Я передал её Вовке Гнеушу — поэту.
Едва он приложил раковину к своему уху, взор его затуманился и на лице засияла нездешняя улыбка.
— Шумит… море! — сказал он мечтательно.
Значит, не раковина онемела, а я оглох. Печальное открытие!
И тут я вспомнил, что давно уже музыка не производит на меня того чудодейственного впечатления, что производила в детстве и в молодых годах, когда вся окружающая жизнь целыми месяцами преломлялась у меня в душе сквозь хрустальные звуки Моцарта и других моих любимых композиторов. Вспомнил, что и мои «внешние чувства» сильно притупились: уж не различаю я стрелок через Неву, от Академии наук на часах, что под шпицем Адмиралтейства, не чувствую тонкой прелести вкуса омара и ананаса, не различаю в последние вёсны чудесного аромата клейких листочков берёз, в который был так влюблён прежде.
Неужели дойдёт до того, что онемеет для меня весь мир, как онемела для меня эта Морская Раковина, рассказывавшая мне в детстве волшебные сказки про тёплое ласковое море, про чудный камень яхонт и птицу с ликом девы?.
Вспомнишь Блока:
И ещё:
— Скорей выгони кролика, а то он совсем съест медведя! — такой возглас можно слышать у нас в квартире, когда наш кролик забирается в столовую. Понравился ему, видите ли, ковер из белого медведя, — он объедает у него под мышками сукно, а заодно и шёрстку.
Пока шапка летит, — то есть от того мига, когда была брошена возможно выше в воздух сорванная с головы шапка, до того мига, как она падёт на землю. Мера времени очень короткого сна, которым забывается иногда человек — потеря сознания на миг, — «будто облачко налетело»… (Народная — в Новгородской области — мера времени).
Переводы с птичьего языка:
Большие синицы (самки) рано утром перекликаются у меня под окном:
одна: — Букетик! Букетик! Букетик!
другая: — Пустяк! Пустяк! Пустяк!
третья: — Дурочка! Дурочка! Дурочка!