В детстве я не ломал игрушек: «посмотреть, что там внутри». Подрос, — и мучительно мне было разбирать, развинчивать своё ружьё, конечно только когда портилось: ружьё — часть меня самого, продолжение руки и глаза, — кто же станет без необходимости резать свою руку или пытаться вынуть глаз?
Анатомом я не мог стать.
Кукушкины слёзки. Кукует самец, а самка-то хохочет!
Про книгу: «Издали хорошо». Издáли или издали?
В молодости стремишься жить вширь, к старости — вглубь.
Сидим у моря и ждём подводы.
Художник Ив. Богд. Стреблов, портретист:
— Я часто избегал смотреть людям в глаза: слишком много вижу в них. Это кажется мне нескромным, я отворачиваюсь, как отворачиваешься от освещённых и незакрытых окон.
Ленинград.
Солнце заходит, и тень большого дома справа ложится на стену дома против моего окна. Крыша, трубы. И из труб — тень дыма.
Тень дыма!
Это уже почти тот свет.
Смешок на всякий случай: дескать, я это для смеху.
Н. В. Крандиевская (бывш. Толстая) спросила у Ив. Алексеевича Бунина: «Чем пахнет снег?» Бунин подумал и ответил: «Грозой».
Человек, живущий двумя жизнями. Всё, что переживает он в «реальной» жизни, всё, что узнаёт сам или слышит от других, — всё переводит он в другую свою — внутреннюю жизнь, в жизнь мечтательную. Люди практической жизни в часы своего «досуга» думают — обдумывают совершённое ими, виденное, слышанное, пережитое, — обдумывают будущее, смиряя свою фантазию, как только могут. Мечтатель всегда мечтает, превращая таким образом всю свою деятельность и самую свою жизнь — в вечный «досуг», исполненный их фантазией. Полезен может быть мечтатель для человечества лишь тогда, когда фантазия его становится сама по себе делом, как слова могут стать делом («Слова поэта суть уже его дела» — Пушкин); мечтательность — основа изобретательства.
Живя мечтой, сквозь мечту видя жизнь, людей, их взаимоотношения, — очень часто окунаясь в «реальную» жизнь, оказываешься дураком.
Древние греки и римляне увенчивали поэтов и знаменитых полководцев лавровыми венками. В настоящее же время листья идут в кушанье для приправы.
Шуберт. Ботанический атлас 1870 года. С.-П.Б.
По реке идёт «сало». А мне надо плыть по этой реке, и — что особенно трудно — плыть вверх по течению. Для этого мне приходится без отдыха отталкивать со всех сторон нажимающие на меня льдинки — бесконечно поле этих холодных, твёрдых, острых серых льдинок, плывущих на меня по воде и под водой, — серое, настойчиво напирающее «сало». Правда, оно легко крошится в кашу, но освобождённое впереди пространство, где мне плыть, сейчас же снова заполняется сплошной массой этих ничтожных, но страшных врагов. А плыть вверх по течению нельзя, если впереди тебя и кругом вода не свободна.
Сизифов труд! Когда навстречу тебе идут большие, тяжёлые, но редкие льдины, — плыть вверх по течению легче: напрягшись, с трудом оттолкнул большую льдину, — и плыву свободно до следующей. А следующая когда ещё будет.
Вот и отбиваюсь все дни от сала. Время течёт. А я все на том же месте.
Если так будет продолжаться ещё год, то не выдержу: устану, пойду ко дну.