— Они вооружены. — Великан подал ему свой пистолет: — Ты тоже должен взять что-нибудь.
Аколит поразмыслил, глядя на ствол.
— Оружие лживо, ибо оно дарует слабым иллюзию силы. — Послушник улыбнулся капитану; будто солнце на мгновение проникло под тент. — Но я приму твой совет.
Лоргар пересек палубу, осматриваясь вокруг. На корме мобильной церкви хранились детали нескольких транспортных средств, разобранных во время перехода по Бесплодным Низинам. Немного порывшись в хламе, отрок повернулся, держа в одной руке колесную ось повозки, а в другой — тяжелую курильницу для мачты. Сминая металл пальцами, аколит насадил шипастый железный шар на древко и воздел над головой громадную булаву, которую не поднял бы даже Аксата.
— Ждите меня здесь, — велел послушник, и никто не возразил ему, даже Кор Фаэрон, по природе своей споривший с любым, кто пытался командовать им.
— Береги себя, — попросил Найро, когда отрок перебрался на трап, и его пожелание эхом повторили еще несколько рабов.
Напоследок Лоргар посмотрел на пастыря. Тот ответил привычно бесстрастным взглядом.
— Не подведи меня, дитя, — сказал проповедник. — Никакой пощады.
С этим аколит спустился на песок. Найро, Аксата и многие другие столпились у борта, глядя, как отрок шагает по барханам. Кор Фаэрон, презрительно фыркнув, направился к себе в каюту.
Теперь он в руках Сил, — провозгласил пастырь и скрылся в трюме.
Невольники и оставшиеся солдаты наблюдали за Лоргаром, пока тот не исчез в далеком мареве. Ветер занес его следы.
После ухода аколита караванщики пребывали в странном расположении духа. Кор Фаэрон не покидал своих покоев — лишь изредка кричал, чтобы ему принесли свежей воды и еды, но не более того. Рабы занимались только самыми важными делами, касающимися вопросов гигиены и приготовления пищи. Стражники, которых теперь было лишь четверть от прежнего состава, опасались требовать от них большего — после бегства бунтарей невольники втрое превосходили охранников числом.
Существовала возможность, что отвернувшиеся от Истины еретики вернутся, однако новообращенные не решались выслать патрули и расставить часовых: тогда в передвижном храме осталась бы лишь горстка воинов.
Некоторые слуги, от имени которых выступала Л’сай, требовали, чтобы им выдали оружие, аргументируя тем, что верные солдаты одни не справятся с изгнанными отступниками. Наемникам такая идея казалась не только кошмаром наяву, но и нарушением всех догм, выученных ими у проповедника.
Аксата и Найро спешно договорились, что в обмен на отказ от телесных наказаний рабы воздержатся от нападений на стражников или Кора Фаэрона. Обе группы не смогли бы уцелеть в одиночку, поэтому какое-то время никто не возражал против быстро установившегося статус-кво.
Чтобы поддерживать соглашение, две фракции вместе молились Силам о наставлении, сбережении и укреплении в непростые времена. Они проклинали мятежников, именуя их Неверными, и просили божеств сокрушить тех, кто отринул Истину.
Явь-главная и дремочь долгодня минули без происшествий. Наступила явь-подъем; ни Лоргар, ни бунтари так и не вернулись. Кор Фаэрон безвылазно сидел в каюте, занятый богослужениями, исследованиями или чем-то еще, что вполне устраивало и солдат, и невольников. Перемирие между ними держалось на протяжении еще трех трапез и молитв, до прихода сумерицы.
В середине ее яви-главной, когда небо темнело все быстрее, указывая на приближение хладомрака, Аксата подошел к Найро.
— Мне страшно, — признался он старому рабу. — Отступники не успели далеко уйти до того, как Лоргар отправился за ними. Невозможно, чтобы он так долго догонял их.
— Согласен, — отозвался тот. — Он ходит быстрее их, его выносливость бесконечна. Лоргар уже вернулся бы, если бы мог.
— Нужно признать, что мы потеряли его. — Темные глаза капитана увлажнились при этой мысли; у невольника перехватило горло и сжалось сердце. — Лоргар стал мучеником. Его забрали у нас, такого юного…
— Я еще надеюсь, — возразил Найро, одолев грусть, проникшую к нему в душу. — Возможно, он победил, но был ранен и теперь беспомощно лежит в песках.