Мужчина скрипнул зубами, пытаясь удержаться от ответа, однако теперь на его волю воздействовал не только голос ребенка, но и растущее внутри желание поделиться своим секретом.
— Свободе, Лоргар, которую Завет считает ересью. Я учил, что все мужчины и женщины равны пред взором Сил.
Найро уже открыл слишком многое. Если такие речи дойдут до ушей Кора Фаэрона, тот догадается о прежнем имени раба и отнимет у него жизнь. Чтобы больше ни в чем не признаваться, невольник сбежал из каюты.
История с Лоргаром переполнила чашу терпения Кора Фаэрона. Хорошо зная себя, проповедник заперся в своих покоях на всю дремочь хладомрака, до следующих астромантических наблюдений в начале яви-подъема полночья. Сидя на койке, он всматривался в темную пустыню, ожидая, когда Силы стянут с небес самую плотную в сутках пелену тьмы.
На протяжении хладомрака дневной жар рассеивался, и температура воздуха быстро снижалась. Здесь, на одной из высочайших точек Ванагирской пустоши, снег выпадал чаще дождя, однако сезон подобной щедрости Сил пока не наступил. Ветра полночья еще не задували, но вскоре люди почувствуют их ледяное касание. Почти безоблачное небо означало, что тепло скоро уйдет без остатка и задолго до наступления яви-главной термометр покажет значения, близкие к точке замерзания.
По всему каравану рабы готовились к похолоданию: зажигали топочные камеры, переключали на отдачу солнечные приемники, в которых с утреня накапливалась энергия звезды. Слуги переворачивали тенты, что защищали караван от смертоносных лучей, — теперь навесы, обращенные отражателями вниз, удерживали часть ускользающего тепла.
Хороший диалектический парадокс. Взяв в руку автописца — древнее устройство с прерывисто вспыхивающим экраном, — Кор Фаэрон нажал руну запуска.
— Нам следует вечно искать взора Сил, — произнес он ясно и размеренно, чтобы механический секретарь уловил каждое слово.
Из автописца поползла лента прозрачного пергамента с аккуратно выжженной вязью, складывающейся в реплику проповедника. Для неторопливой диктовки требовалось сдерживать скачущие мысли, что помогало юноше лучше оттачивать свои философские высказывания.
— Для меня не тайна, почему они оставили Колхиду: Завет бездумно изрыгает в эмпиреи заученные псалмы, лишенные веры и страсти. Но привлечь око Сил — значит отдаться на их волю. Когда бессмертный взгляд свыше снова падет на нас, придет час испытания. Пройдут его те, кто не отрекся от веры. Те, кому не хватило решимости, провалятся. Смертным должно не судить друг друга, но молить о возвращении взора Сил и начале их суда. По завершении испытания те, кто выживет, будут снова обитать под укрепляющим оградительным взглядом Сил.
Обдумывая эти фразы, он почувствовал, как стихает его гнев. Кор Фаэрон вспомнил Истину, гласящую, что Силы определяют для каждого ту или иную роль, соответствующую их замыслу. Так, пастыря они наделили знанием Истины и могуществом Носителя Слова — провидца среди слепых, слушателя в толпе глухих, оратора в мире немых. Его, и никого иного, облекли подобным доверием.
Но как же тяжела была ответственность за такое множество душ…
В дверь трижды постучали. По громкости и темпу ударов Кор Фаэрон определил, что к нему пришел командир новообращенных, Аксата.
— Входи.
он не ошибся.
— Мой господин, часовые расставлены, патрули высланы. — Огромному капитану стражников было тесно в каюте.
Проповедник молча кивнул, принимая доклад. Он уловил какую-то странность в поведении своего помощника, да и само его появление стало отклонением от нормы.
— Почему ты рапортуешь лично, Аксата? Обычно от тебя является подчиненный, и я не возражаю.
Великан потеребил узел веревки, которой подпоясывал рясу аколита, носимую поверх доспеха и кольчуги.
— Мальчик…
— Что с Лоргаром?
— Он необычный. Вы сами так сказали, господин.