— Никогда бы не подумал, что Луна может радовать, — прервал наше молчание Шац, после того как мы миновали очередной перекресток.
— Угу… — по инерции кивнул я, и только тут сообразил. «Мать твою, Луна же… — это ж первый враг разведчика! Луна — враг. Вот от чего меня коробит. Надо же мое тело — умнее меня, с моим высшим образованием. А сейчас она вполовину светит. Больше нам в помощь».
— Луна — это хорошо…
И отчего-то вспомнив Горбатого из «Места встречи…», прохрипел, спародировав его.
— Верю, ждёт нас удача. На святое дело идём, друга из беды вызволять.
— Какого друга? — тут же отозвался Генрих, который этого кино не смотрел. «Черт! Забываюсь иногда. Не стоит этого делать даже сейчас. Придурок!», — я обругал сам себя. А вслух ответил.
— Какого какого? Тебя — дурака!
На разработку «операции» днем у нас ушло минут десять.
А чего там планировать? Чай, не взвод ягдкоманды на привал там остановился. Обычные блатари. Да и мы не из детской песочницы. По поводу себя я естественно имел кое-какие сомнения, но совершенно другого плана. Не поводу — убить, а по поводу — правильно я все рассчитал или нет. Размещение постовых, я знал. Время потребное на отход тоже. Беспокоили возможные неучтенные факторы — возможные свидетели… и удаться ли всех… положить.
Сам домишко находился на отшибе, за крепким без щелей забором. А тем, кто мог начать интересоваться или возмущаться происходящим там — легко могли дать укорот «быки». Любопытствующие, в таких случаях, предпочитали ничего не замечать. А-то ткнут вечерком заточкой и все. Приблатненной шпаны хватало. Дурачки духовитые. Да и жизнь тут немного стоила. Смутные времена. Совсем не как в кино. Голодно, грязно, пьяно да угарно.
В общем, «Война — план покажет!». Попросту решили навестить одну «малину» по моей подсказке. Предтечу нынешних блатхат. Малина сейчас, это то — место, где собирается и живет криминогенный элемент.
Владелица этой хавиры, маруха — Зинка «Кубышка». Она же — сожительница, небезызвестного в определенных кругах, Сени «Февраля». Он реально был «Февральский». Кликуху свою он получил по делу, как психически больной. Потому и от фронта отмазался, да и частично соответствовало это действительности. Правда делать дела это ему нисколько не мешало. Сейчас его бы охарактеризовали, как отморозка — для понятности. Тяжелая наследственность маменьки — воровки на доверии и папеньки — скокаря. Сгинувшего где-то на «Сотке». А маменька загнулась от тубика.
Теперь «Февраль» забурел, стал уважаемым вором. И выходил только на крупные дела. Адресок его нынешнего местопребывания мне подсказал мне личный «барабанщик» — Миша «Прыщ». Его, сильно пьяного, как-то доставили в мое дежурство. Привели — постовой Семеныч с дворником Талгатом. Матерился он неподалеку на улице и бузотерил. Лаконичным увещеваниям не внял. И соответственно…
А я, измученный бессонницей, скукой и голодом — решил пошутить. Сунул ему спящему здоровенный ножик в руку. Нож был из вещдоков. Он остался от мясника с рынка. Был он зазубренный в потеках застарелой крови и грязи. Мясник, здоровенный одноглазый мужик — Веня «Полфунта», начал было размахивать им, как-то выпив лишку. Кого-то там чуть даже было, не порезал. Его отпустили, а ножичек остался. Отчего-то «Полфунта» решил за ним не возвращаться… Разбудив под утро жутко похмельного «Прыща» — я суровым голосом сообщил ему, что «Порезал он какого-то пришлого гуртовщика-казаха». И показал на окровавленный нож, который тот продолжал сжимать в руке. То, что кровь на нем была не человеческая, я умолчал из скромности… не иначе. А сообщил, что светит ему-ухарю за вчерашнее — от десяти…
«Но…», — интимно понизив голос, намекнул, что: «Есть варианты…».
Я-то попугать его просто сначала хотел.
Но недалекого ума пацан быстро врубился в тему. И надо же! Убедил-таки меня, что: «Казахов в степи много, а он тут такой мне нужный — один». И подписку он мне дал. Куды он денется от изощренного ума смотрельщика сериалов и читателя детективов. Развел я его. С тех пор — с адресами и кто чем дышит на его районе, мне было известно из первых рук. В адресе, нужный нам дом — был последним. Улочка им кончалась. И надо же как удачно — на ней никого не было. Интересно какой дурак в этом районе в полночь станет шариться без особой нужды? Народ тут предпочитал заниматься своими делами, а не лезть в чужие. Просто чревато. Свидетелей ведь никто не жалует. Подошли. Кинули пару камней через забор. Шумнули — послушали. Тихо. Собака уже подала бы голос. Махом перемахнув забор, мы сразу затаились в его тени. Глазами, уже привыкшими к темноте, по-скоренькому огляделись… и опять послушали. Дом был обычной одноэтажной халупой, правда, с крепкими ставнями на окнах, из щелей которых, пробивался свет керосинок. Оттуда же доносились хриплые звуки патефона и пьяные голоса подпевающих. Участок — навскидку, был соток десять. А то, что не было собачки — это было только в плюс. Отчего-то ее мне бы было сейчас жальче убивать, чем посетителей и хозяев дома. — Пошли… — прошептал я, и ткнул пальцами в сторону входа. Генрих привычно-мягко растворился в темноте не хрустнув и не шумнув. Он пошел брать «языка». Привычно. Как ходил до этого сотни раз. Пошел как за линию фронта. Мы и были сейчас там.
Я прислушался к себе — никаких сомнений я не испытывал. Мы на войне! И тут действует только одно правило — «Свой-Чужой». И никакие лишние мысли тут не уместны.
Я тихо лежал в зарослях какого-то бурьяна и ждал. Достав и выложив гранаты перед собой, я взял на прицел двери. До них мне было метров десять максимум. Страховал я Шаца на всякий случай.
Генрих, бесшумно переместившись через двор к входной двери, стал неслышим и невидим. Тени и куски почти осязаемой темноты во дворе, приняли в свои ласковые объятья своего друга и надежно укрыли его от чужих и недобрых глаз. Самое паскудное — ждать. На часах стрелки перевалили за полночь. Гуляки в доме и не думали успокаиваться. Глухо слышались крики, смех, женские взвизги… веселье в доме шло полным ходом. Наконец дверь распахнулась и слепо пяля в темноту глаза со света, на пороге появился какой-то шрих. Все-таки правильно мы рассчитали. Кто-то, да пойдет в туалет. Пьяно мыча какую-то песню, заплетающимися шагами и покачиваясь, мужик в распахнутой рубахе дошел только до угла. До дощатого туалета в десятке шагов, ему было идти лень…
Тьма за его спиной на секунду материализовалась… и коротко всхлипнув — он обмяк. И бесформенный ком абсолютно бесшумно стал перемещаться в сторону будки с удобствами. Продолжая держать вход на прицеле, я, молча про себя, подивился чужим умениям. Разного мусора — веток там, сена какого-то во дворе хватало. А, поди ж ты… — он и с «грузом» не шумнул. Опыт — великое дело. Со стороны работающего разведчика не доносилось ни звука. А я мало того, что был метрах в двадцати-тридцати, так еще и специально прислушивался. А то, что он наскоро там потрошит пленника — я знал. Вот же умелец — я коротко позавидовал ему. Мое «тело» видимо это тоже умело, но я об этом не очень помнил. А лежание и ожидание — пока никаких эмоций не вызывало. Я сторожил вход и изредка кидал взгляд в сторону «беседующих».
Пара минут и в мертвом свете луны от туалета бесшумно отделилась фигура.