«Черт, как-то я и забыл что с литературой тут тоже некоторый напряг». — Ладно, я расскажу тебе одну историю. Пойдем, прогуляемся. Ты передай мне пока гранатку… У меня в сейфике полежит.
Шац отрицательно покачал головой.
— Дай! Я обещаю тебе после разговора вернуть!
— Слово?
— Слово!
Он достал гранату и протянул мне…»ЭТО». Я слегонца опешил, увидев сей девайс. Оно не на что виденное мной раньше не походило. Кусок разделочной доски с кусками тола и приделанной сверху него «рубашкой». Запал крепился на рукояти, перед расширением доски.
— Скажи-ка мне Генрих что это?
— Граната…
— Я вижу, что оно не яблоко. Откуда сей… раритет?
— Нашел…
Отчего-то ответ Генриха прозвучал один в один, в духе Саида из «Белого солнца пустыни»: «Стреляли…».
— А ты уверен, что это она?
— Да!
— Ну тогда пойдем, сначала я поведаю тебе кое-что, а потом ты мне. Я убрал гранату в сейф, только вот почему-то вертелось у меня в голове фраза из того же «Белого солнца»: «Гранаты у него не той системы…». Мне кажется, я знаю, откуда эта фраза в фильме и что она значит — скорее всего, сценарист когда его писал, посмотрел на «ЭТО».
Что бы о тебе ни думали, делай то, что ты считаешь справедливым.
Информация неизвестная Николаю…
Решение Политбюро ВКП(б) «О развитии сети пивных в СССР», в просторечии именуемых «Голубой Дунай», принятое в 1945 году, было не афишируемой альтернативой. Альтернативой созданию различных клубов по интересам. Решение было принято на самом верху. Ибо озабоченность, чем занять массу демобилизованных и снять социальную напряженность, была достаточно большой. По всему Советскому Союзу от Прибалтики до Владивостока… повсюду были открыты «культурные» заведения — для отдыха трудящихся.
В это же время принято негласное политическое решение о запрете всех ветеранских организаций. Не получили поддержки даже такие, как например, «Совет четырех маршалов».
На период 1945-47 годов приходится пик социальной поддержки товарища Сталина в народе.
Мы вышли из здания и уселись неподалеку в скверике. Сели прямо на пыльную, пожухлую от жары траву, возле дерева — того что побольше, из последних двух оставшихся там карагачей.
Генрих был явно на взводе. Я же напротив, являл собой образец безмятежности и довольства жизнью. Я вальяжно уселся — оперевшись спиной о дерево, потянулся и, прищурившись, уставился в небо.
— Вот скажи мене Геня, — на секунду оторвавшись от его созерцания, задал вопрос я. — Вот что ты хочешь?