С шуточками и смехом из кузова выпрыгивают милиционеры вперемежку с энкавэдешниками, разминая затекшие ноги.
В голове мелькает «карателей нам не надо» — и кадр кино: с веселым гоготом из кузова сыпяться эсесовцы-каратели.
«Наш» — всегда разведчик, а «их» — подлый шпион. Отгоняю чушь, лезущую в башку, когда не надо и начинаю докладывать: «Товарищ…»
Вместе с полковником Януковичем прибыл «василек» майор Плаксин. На гладко выбритой морде эмгэбэшник сохранял пренебрежительно-презрительное выражение. Точно «эссэс». Генрих не ошибся.
В кабинете полковник начальственно присел за стол, поправил стаканчик с ручками, стопки бумаг слева и справа.
Осмотрел меня с ног до головы, вздохнул, покосившись на майора.
«Не любит он смежников, или конкретно этого… чекиста — понял я. «Ну а поскольку мне полковник симпатичен, то и я его не буду «любить».
Меж рам звенела муха. Пахло кашей и одеколоном.
«Не удивлюсь, если эти прибиральщики засунули грязную посуду в стол начальника. Иначе откуда такой запах пшенки?»
Плаксин изучал в окно гнущиеся под поднимающимся ветерком кусты и деревья. Солнечный день переходил в пасмурный. Легкие облака сменялись тучами. Холодало.
Пауза затягивалась.
— Значит так старший лейтенант. Приказом начальника облуправления ты назначен вместо героически погибшего капитана Зенкевича. Не поздравляю. Х… это! Ни черта не знаешь. Только что из армии. Гражданской жизни не видел. Стреляешь из всех видов оружия, дерешься как черт, ни хрена не боишься, ни начальников, ни врагов. Только вот это здесь не очень нужно. Тебя учить и учить, а ты получаешь самостоятельный участок. С тобой ещё четверо таких же…
Но у нас нет подготовленных людей. Нет специалистов. Мы всю ночь думали: что делать? Оставлять тебя одного — чревато. Давать в начальники кого-нибудь ещё? А кого? Следующая группа актива будет месяца через три. За это время или приспособишься и научишься, или… Сам понимаешь. Смотрели твои характеристики. Не дурак. Много знаешь. Это все в теории. Практически же: связи нет — полковник ткнул в трубку стоявшего на столе аппарата. — Ни совет дать, ни информацию спросить. Всё очень, очень не хорошо.
Поднявшись, он прошелся по кабинету.
— Что можем мы с майором тебе сейчас расскажем. А остальное уж ты сам, руководствуясь партийной совестью и советскими законами, — Янукович посмотрел в спину майора. Почувствовав взгляд, тот повернулся.
— Ну что вы товарищ полковник. Не всё так драматично. Вы же понимаете: и поможем, и присмотрим, а будет нужно поправим…
— Вот этого вашего «поправим» — я и боюсь.
— А что делать? Работа у нас такая, — презрение, и лицемерие в словах, как у змеи выстрелившей жалом.
Дальше, наконец, пошел более внятный инструктаж. Как любому порядочному попаданцу мне предоставился шанс на создание собственного «Хомячества».
… Уходящий в запас капитан Иван Николаевич когда-то учил «сопливого» лейтенанта:
— Бумажка, что? Ерунда, ткни пальцем дырка будет. Но вот, когда надо прикрыть мягкое место, крепче броневого листа будет…
Вот производством этих «броневых листов» для начала мне и предстояло заняться вплотную. При свете керосиновой лампы и перьевой ручкой. Для человека двадцать первого века, привыкшего к шариковым самопискам и электричеству — испытание сравнимое с пыткой.