То есть в госуправлении меня лично наличие белорусского языка не устраивает. Хотя, «белорус лишь на бумаге я…»
На этом недодуманная мысль вылетела из головы. Руки уперлись в какую-то хозутварь, едва не влетевшую мне в лицо.
Доблестный товарищ водитель резко и старательно врезал по тормозам. Зазвучало громкое «… мать», «… потомок ишака», «парнокопытный урод» и прочее. Мы, путаясь в шинелях, канистрах, пулемете, резко поднялись в кузове.
Шац моментально перевалил через борт и через секунду, чуть приподнявшись, уже осматривался из-за куста.
— От машины!!! — я среагировал чуть позже.
Не знаю уж как, но оружие было у меня в руках, а сам я с другой от Генриха стороны машины, прижимался к земле. Внимательно осматриваюсь, ища опасность. Над кабиной возникает, вытянутое от удивления, лицо водилы, с выгоревшими на солнце бровями:
— Да вы что мужики! Это товарищ старший лейтенант приказал остановиться.
— «…лядь! Сын козы!» — вырвалось у меня.
Поднявшись, посмотрел на сопровождающего. Одетый в синий китель с потертыми погонами и армейские галифе, заправленные в нечищеные хромачи, тот стоял посреди дороги и пялился на нас. Не зря я давил своим парням на психику. Они возвращали свои воинские навыки очень быстро. Все поднялись из относительных укрытий.
— Внеплановая тренировка прошла на «хорошо». Оценка снижена из-за командира. Поздно реагирует!
Я старался разрядить обстановку — у Семы морда лица предвещала сквернословие с мордобитием.
— Во, командир, побачь — Ничипорук демонстрировал вырванный на прочь карман ватника, — цеж не водыла, це вредыла!
— А нечего набивать карманы. Они и не будут цепляться! — ржал Геня, улыбался Иваныч, отряхивая новую, но уже изрядно помятую синию форму.
Парни продолжили ржать над «Бачь!», а я направился к худощавому, как все мы старлею.
— Санитарная остановка? А где кафе и «заправка»? — грустно пошутил я сам для себя.
— Вот смотрите, что творят гады! — меня не слушали. Сопровождающий, повернув ко мне неровно стриженный затылок, возмущенно рукой показывал по сторонам дороги.
— Ничего себе, а неожиданно, однако.
На деревьях с двух сторон висели куски фанеры: «Сталин Крывавы кат беларусав»;
«Незалежнасць ад чырвонага фашызму»;
«Жыве Беларусь»;
«Няхай жыве вольная Беларусь»
Приподняв фуражку, я почесал затылок. Несильно, но помогает. В кино, по телевизору я видел подобные тексты в западноукраинской, польской прибалтийской интерпретации. Но дома, в Белоруссии признаться не ожидал.