Но перед прыжком я задам себе один вопрос: если бы мы с Ксавьером никогда не встретились?
Я похоронил бы себя в городе ангелов. Со временем. Просто устал бы влачить одинокое и бессмысленное существование. Зато Кси остался бы нормальным. Никогда не был бы укушен... и похитили бы его в другой, более удачный день. >>
====== XXXII. Free-for-all ======
| Part 2: Tale of foe |
- Готовность номер один. Среди нас крыса, – голос Конрада, привычно спокойный, чуть дрожал, а взгляд небрежно указывал на лимузин.
«Шофер», – понял все Блак. К высшей степени готовности ему не привыкать: фельдмаршала едва ли не каждый месяц пытаются убить. Только как он вычислил предателя? Ладно, можно спросить и потом.
Блэкхарт тихо вызвал по рации своих ребят и остался стоять, охраняя длинный черный автомобиль. Он не подавал явных признаков жизни. Тонированное стекло водительского окошка было чуть опущено, но что за ним творилось?
Блак закурил, перебирая в памяти все вопросы, которые нужно задать Фрэнсису. Что он забыл в Швейцарии на один час? Когда они уже вернутся с базы в город? Когда заказывать новую партию «лекарств» и сколько? Нет, чепуха. На самом деле его интересует другое. Интересует и не на шутку беспокоит.
«Конрад, ты что, влюбился? Я никогда еще не видел твое лицо... таким. Как будто ты надышался эфиром и вдруг помолодел. Или тебя хорошенько пристукнули по голове молотком, да так, что звездочки из глаз посыпались... до сих пор сыплются. Тьфу, самому не верится в эту ересь».
Отряд прибыл – десять отборных солдат с пулеметами, его самый надежный взвод. Они ждали только приказа открыть огонь. Блак жестом дал команду опустить оружие и негромко сказал:
- Выходи из машины. Держи руки повыше, чтоб я видел. Снимай перчатки. Хм... теперь повернись и клади руки на капот. Сержант, наручники... произвести обычную в таких случаях процедуру и проводить подозреваемого в карцер до специального распоряжения генерала-фельдмаршала Конрада. Отряд – вольно. Расходитесь по местам.
Блак потушил сигарету и, не оглядываясь, направился в генштаб. Предатель будет мертв, сразу, как Фрэнсис того пожелает. Пусть проводит допрос сам, если не хочет посвящать его в секретные детали, пусть только не тянет.
~~~ Δ Иди, иди... тебя я хорошо запомнил, верзила. Мне считанные минуты осталось быть таким послушным, белым и пушистым. Однако здесь расположен целый военный гарнизон, великая тьма, куда же занесло малыша Ксавьера! Конрад, что прибыл сюда со злосчастным камнем, счастливой рожей... и похабными мыслишками. Предчувствия у меня какие-то скверные. Даже омерзительные. Ну держитесь, после этой вашей дрянной процедурки (кстати, а в чем она заключается?) я забуду осторожность и наставления Ангела и разнесу тут все к чертовой матери... Δ ~~~
*
- Принцам даэдра не пристало заниматься спасением в горах. Для этого есть специально обученные слуги.
- Что хочу, то и делаю, мам, – огрызнулся Мод, вырывая из сугроба окоченевшее тело. – Почему ты вмешиваешься в самый деликатный момент? Кстати, сама-то зачем явилась? Для этого есть специально обученная фрейлина!
- Я неравнодушна к прекрасным мертвым юношам, – с вызовом ответила Стелла, взметая полами платья снежную пыль. – Ну хорошо, к одному такому юноше. Ну, согласна, согласна, женская дурость и все такое, перестань кривить рот, всегда ненавидела это в тебе. Как твой первый и единственный сын, Анджело имеет полное право умереть и воскреснуть на десятый день. Но ты мог отправить за ним Азраэля или Абаддона...
- Мама, не позорь меня. Это Энджи! Вожделенный, как священный Грааль, как ночь, как яд блаженства и безумия, что пропитывает кровь, а его нежная плоть... впрочем, какое тебе дело, чем я дышу? – демон сердито отвернулся, обнимая сына, и проворчал: – Я люблю его. Он квинтэссенция моего греха, вобрал в себя всю пьянящую сладость, боль и темноту, и чувственность, хотя... нет, боль не брал, он слишком вкусный, он слишком яркий... – Асмодей вдруг умолк. Изумрудные глаза блеснули красным. – Что ты сказала? Десять дней? Почему так долго?! Буду облизывать его в тоске... Может, ты пошутила?
- Десять рассветов и десять закатов. И ни днем меньше. На одиннадцатый восход получишь обратно его душу, пропущенную через самое холодное пламя ада. Он будет помнить перенесенную пытку-очищение, и помнить хорошо. Поэтому особого расположения к себе не жди. Повернись, Мод, не прячь его, хватит злиться. Покажи... мне говорили, у него твои руки. И все наперебой расхваливали ресницы. Ну покажи, пожалуйста.
Асмодей насмешливо поднял один уголок рта и кивнул. Сарказм сейчас будет неуместен, хотя так хочется поиздеваться... и все же он промолчал, разворачиваясь и приподнимая голову сына.
- Да, – Стелла поджала губы. Неужели кто-то безответственно позволил совершенству во плоти столько лет разгуливать по земле без защиты? Лицо бессмертной (или безжизненной?) красоты в обрамлении контрастно черных волос. В нем безошибочно угадывался демон, она узнала твердый подбородок Моди, его худые скулы. И клыки... При дворе Люцифера не врали, закрытые глаза окаймляли действительно кукольные ресницы, длинные и пушистые, но они почти не выделялись: слишком особенно смотрелось все остальное. Фарфоровая кожа Ангела таинственно мерцает... как и на ее собственном бессовестном отпрыске. Это волшебство немного портил пирсинг, но только на ее консервативный взгляд. Но даже с придирками... внук (сможет ли она его так называть? если Мод не убьет) красив до нестерпимости. Больно ранящие черты, в один миг растревожившие ее давно нашедшую покой душу, пробудившие стертые земные воспоминания и врезавшиеся в память остро, как зазубренные стрелы... остро и метко. Только не в сердце, а куда-то глубже. Она чувствует, чем отравлен воздух кругом. Да, из крови Асмодея выросло новое ядовитое оружие, но он сам, конечно, не подскажет, где найти лекарство. Да и существует ли спасение от него в принципе? А она впервые начала терзаться об упущенном, она... что больше никогда не сможет полюбить. Но, глядя на Анджело, боится захотеть этого опять. И боится заплакать. Он поразил сильнее, чем она сама себе осмеливается признаться. – Я бы тоже ревниво прятала его от всех и любовалась украдкой, в самый глухой час ночи... Кто позаботится о нем десять ужасных долгих дней?
- Ах, вижу, тебя пробрало, – Мод показал матери язык. – Я позабочусь. Прикопаю его в ямке, прикрою ветками, сяду рядышком и буду отгонять любопытных шакалов, в изобилии водящихся вокруг. Чудесно, не правда ли?
- Тебя ведь накажут.
- Ты намекаешь, что мне нужно ремня бояться? Может, громов и молний? Ярость Владыки мельчает, он уже просто не знает, что со мной делать. Иди домой, мам, я тут сам на хозяйстве. Моя епархия, мой снег, моя атмосфера и сын... мой, – демон посерьезнел под обиженным взглядом Стеллы. – Мы останемся в Швейцарии. Я немножко потомлюсь в бренной оболочке, не в первый раз уже мириться с неудобствами. Ангел меня, как воскреснет, распилит и за тебя, и за себя. Так что не тревожься, громовержцу мало что достанется. Уходи, не мешай, у меня ведь в запасе только десять ужасно коротких дней, чтоб сочинить лапочке колыбельную.
- Какую еще колыбельную?
- Не слушай, просто возвращайся домой.
- Снова по разные стороны бездны...
- Когда-нибудь Ангел построит мост между западом и востоком и соединит небеса с преисподней. Не расстраивай меня слезами! Ну мама... – Асмодей удрученно покачал головой. – Прости. Мы не выбирали себе эту войну. Каждый решил лишь, в каком лагере будет сражаться. Я не враг тебе.
- Не враг, – Стелла всхлипнула. – Но ты демон! И твой сын...
- Я веками живу в сердцах людей, искушаю и дарю им страсть, лишаю разума, мучаю ревностью и сомнениями, я сеял панику даже у вас, в вечном свете, но тебя я не трогал никогда. Ангел – часть божественного плана, не темный и не светлый, принадлежит он только себе. И... – темптер тепло улыбнулся. – Я ни за что не соблазню его перебраться на чью-либо сторону. И не соблазню физически так, как ты уже подумала, ему начертан другой путь. Он сам – одно сплошное искушение, соблазн над соблазнами, в превосходной степени. Ему нужен Ксавьер, и он получит Ксавьера, он получит все, чего ни пожелает. Он получит даже то, чего совсем не желает. Знание... цель, для которой он рожден. Ты знаешь какое. Мир сойдется в одну точку и будет разрушен до основания, и фундаментальные частицы его уничтожатся тоже. Это точка абсолютного нуля и первичного отсчета, она находится на дне зрачка, в абсолютном вакууме, которым есть глаз... Зверя. Энджи вернется из ада с этим последним недостающим откровением в голове. Он не будет понимать, что делать. Половина Зверя в нем, и ровно столько же – в Кси. Их превращение в машину смерти описывается простой строчкой математической формулы, но никому неизвестен механизм запуска.