Теперь возвращайтесь домой. Избавьтесь от ножа и от всех следов наших встреч.
Жюли Рокваль проходит в центр столовой. Через какое‑то время ее глаза привыкают к свету, и теперь она лучше различает силуэт на фоне открытой входной двери.
– Прошу прощения. Дверь была открыта, и я…
Тень отделяется от стены.
– Открыта? Не думаю.
Молчание.
– Кто вы?
– Жюли Рокваль. Сотрудница социальной службы психиатрического отделения.
Встревоженная Доротея подходит ближе.
– Что вы делаете в нашем доме?
Резкий тон, не оставляющий никаких сомнений. Теперь женщины стоят лицом к лицу.
– Я пришла, чтобы увидеться с Алисой Дехане. Это, случайно, не вы?
Доротея подходит к инвалидному креслу, огибает его и встает так, чтобы мать могла ее видеть.
– Привет, мама.
Она целует мать в щеку. В этом жесте чувствуется что‑то натянутое, Жюли не может понять, что именно. Доротея выпрямляется, потом, сжав руки за спиной, бросает взгляд в окно.
– Алиса – моя сестра, она не живет здесь уже больше года.
Она резко оборачивается:
– Что вам от нее надо?
Жюли, злясь на саму себя, прикусывает изнутри щеку. Конечно, распечатка с адресом, полученная от лаборанта, устарела, бомбейскую кровь переливают не каждый день. Еще одно доказательство плохой работы больничной администрации.
– Я должна задать ей несколько вопросов, связанных с делом, которым я занимаюсь. Вопросы весьма личного свойства. У вас нет ее нового адреса?
Доротея, выпрямившись, чуть прогнув спину, надменно смотрит на нее:
– У моей сестры какие‑то проблемы?
– Не совсем у нее.
– Что значит «не совсем»?
– Не совсем, и все тут.
Доротея берет листок бумаги из ящика, что‑то пишет на нем и протягивает собеседнице.
– Вот. Достаточно было открыть телефонную книгу, и вы бы нашли этот адрес. Теперь уезжайте.
Не трогаясь с места, Жюли кивает в сторону Бландины:
– Вы сами ухаживаете за матерью?
– Как когда. Я, мой отец, Мирабель… Мама живет то здесь, то… в другом месте.
– Ваш отец – это Клод Дехане?
– Он самый.
– А где он?
– Не знаю, его фургона тут нет. Вы кого хотите видеть – его или Алису?
Жюли, раздраженная дерзостью молодой женщины, внезапно меняет тон:
– Обоих. Ваша мать была тут совсем одна.