И… хуже всего то, что мне следовало что‑то заподозрить, понять, что что‑то не в порядке. Все снова пошло наперекосяк. Под конец он почти не разговаривал со мной, постоянно меня избегал, целыми днями бросал мячик собаке. Как‑то вечером я увидела, что он уезжает… он взял машину… У меня было предчувствие, что в тот вечер что‑то случится. Но… Но я ничего не сказала, я позволила ему уехать.
Она вытирает губы салфеткой и заключает:
– Вот, теперь вы знаете все.
– Но… Почему? Почему он решился покончить с собой, если все вроде бы налаживалось?
Она нетерпеливо встает:
– А вы сами‑то знаете? Можете понять, что заставляет отца семейства вдруг взять ружье и застрелить двух своих сыновей? Мой покойный муж пережил самое страшное, и у него что‑то разладилось в голове. А теперь, пожалуйста… Мне скоро идти на гимнастику.
Люк допивает кофе и идет к двери.
Лоранс, не двигаясь, смотрит на него, потом внезапно окликает:
– Подождите секундочку.
Она открывает чулан, берет обувную коробку и вынимает из нее маленький красный шарик из бумаги, обмотанный скотчем. Красный от крови.
– Это нашли на рельсах рядом с телом моего мужа. Я подумала, может быть, вы сумеете понять, что это значит.
Люк потрясен. Она все время хранила этот паршивый шарик.
– Нет‑нет. Простите…
Люк едет обратно в состоянии шока. Он понял… Он понял причину эйфории Поля Бланшара, понял, почему он покончил с собой через несколько месяцев после исчезновения Бюрло.
С этим как‑то связан человек в капюшоне.
Он считал, что оставил свое прошлое далеко позади, похоронил его, а оно его догнало.
У него больше нет выбора. Он должен уничтожить жандарма Бюрло, пока у него не развязался язык. Пока в дело не вмешалась полиция.
Он все сделает завтра, в субботу, рано утром. Когда в клинике практически никого не будет.