* * *
– Вы напали на мирную станцию! Как вы можете?!
– Точно, – сказал Иван. Как-то сразу расхотелось спорить. – А то, что они у нас единственный дизель сперли, это ничего. Я понимаю. Это со всяким может случиться.
– Это еще не доказано!
Конечно, не доказано. Вот когда Василеостровская вымрет, тогда будет доказано. А сейчас они пускай там в темноте развлекаются, им привычно. Впрочем, хомячку с повадками правдоборца этого все равно не понять.
– Устал я от вас, – честно сказал Иван. – Правдолюбы, блин. Только вот правда вас не очень любит, я смотрю.
– Вы не понимаете!
Но Иван уже не слушал.
– Кузнецов! – окликнул он молодого мента. Тот подбежал – резвый, как собака Павлова в весенний гон.
– Командир, – Миша вытянулся.
Глаза сияют. Когда же у него это пройдет? Иван покачал головой. Неужели и я когда-то тоже был таким восторженным салагой, готовым ради одобрительной улыбки Косолапого на подвиги? Нет, не был. Когда я пришел на Василеостровскую, уже никакой восторженности во мне не осталось. А Косолапый был мне друг и старший товарищ, а не идол для поклонения.
– Слушай приказ, боец, – сказал Иван. – Бери вот этого штатского и веди.
– Понял. А… куда? – Кузнецов поправил лямку автомата, огляделся.
Цивильный насторожился. Хорошее у него чутье – как у битого носа на мозолистый кулак.
– Недалеко, – Иван дернул щекой. Прищурился. Глаза словно выгорели. – Отведи в туннель за блокпост, там есть дренажная подстанция. Она сейчас не работает, но это неважно.
– Что вы… х-хо… – цивильный булькнул, словно подавился.
– Отвести в ТДП, – кивнул Кузнецов. Глаза горели воинственным ярким светом. Мальчишка, елки. – Понял. Что дальше?
– Там и пристрели, – буднично сказал Иван. – Вернешься, доложишь. Действуй.
Незаметно от цивильного подмигнул молодому – понял, да? Кузнецов замер, потом подмигнул в ответ.
– Есть, товарищ командир!
Цивильный, не веря ушам, перевел взгляд с Ивана на Кузнецова и обратно.
– Что вы… серьезно? Я…
– Конечно, – сказал Иван. – Хотите знать, что такое настоящий военный произвол? Вот вам произвол. В лучшем виде.
– Но я! Я от мировой общественности!
Кузнецов снял с плеча автомат и сказал деловито:
– Пошли, что ли, общественность.
Когда они ушли, – цивильный брел покорно, словно только этого и ждал всю свою цивильную жизнь, – Иван продолжил бритье.
Настроение постепенно улучшалось.
– Споем, товарищ, боевой… – негромко запел он. Песня из фильма «Два бойца»: —…о славе Ленинграда, – примерился в зеркальце, как бы взяться за левую половину лица…
А вдруг?..
Вот черт. Иван бросил бритву в кастрюлю и побежал. На ходу всунул кастрюлю Солохе в руки – тот обалдело проводил командира взглядом. Наполовину выбритая рожа Ивана заставляла встречных шарахаться с дороги. Он спрыгнул на рельсы, поскользнулся… Черт. Выровнялся и увеличил темп. Стук сапог в туннеле звучал сухо и тревожно.
Только бы успеть.
– Отставить! – он ворвался в помещение дренажной подстанции, остановился.
Кузнецов растерянно моргнул, опустил автомат. Он что, действительно собирался стрелять?
– Миша, – Иван вздохнул. Уперся ладонями в колени, чтобы восстановить дыхание. Мышцы противно ныли. – Ну… ты… даешь… – Иван выпрямился. – Я же пошутил! Я-то думал, ты его выведешь за пределы станции и отпустишь.
Кузнецов растерянно посмотрел на автомат у себя в руках, потом на Ивана.
– А, – сказал он.