Уступая страху, Хелен передала через слуг, что у нее разыгралась мигрень и она не сможет присоединиться к братьям за ужином.
В тот момент это казалось ей самым мудрым решением, тем более что голова у нее действительно раскалывалась. Даже сейчас она еще не прошла, но теперь уже нельзя избежать встречи с лордом Трейхерном.
Понимая неразумность своих действий, Хелен все равно поручила Марте одеть Ариану потеплее для прогулки. Потом, ровно в половине первого, она повела девочку вниз к отцу, хотя чувствовала себя так, словно идет на плаху.
Как она и предполагала, Кэм не шутил, назначая эту прогулку, коляска с парой вороных лошадей дожидалась у главной лестницы. За полчаса путешествия они несколько раз предпринимали попытку вести непринужденную беседу. Ради Арианы.
Вскоре они приехали к одному из самых живописных мест в Халкоте.
Детьми они с Кэмом часто убегали сюда, чтобы скоротать здесь день. Мелкая река Кольн становилась тут глубже и замедляла течение. Хелен не отрывала взгляда от сверкающей поверхности воды и не могла не думать, помнит ли об этом Кэм. Одна наивная часть ее желала, чтобы он помнил, и надеялась, что воспоминания ему так же приятны, как и ей.
Когда они вышли из коляски, граф поднялся на холм и расстелил под старой яблоней толстое одеяло. Ариана побежала играть к воде, и неловкий обмен ничего не значащими фразами резко прекратился.
Кэм вытянулся на одеяле, потом, опершись на локти, взглянул на реку.
— Ну вот, Хелен, — сказал он, — мы здесь.
— Да, — сумела произнести в ответ Хелен. — Вот мы и здесь.
Недалеко от них Ариана бросала листья в бурлящий поток, и ей это явно нравилось.
— Да, вот мы и здесь, — повторил Кэм уже с меньшим энтузиазмом, пока Хелен расправляла юбки.
— Вы это уже говорили, милорд.
Сдернув с головы шляпу, Кэм бросил ее в дальний угол одеяла.
— Ну что ж, прекрасно, Хелен. Ты, конечно, не облегчишь мне задачу, да? — резко спросил он.
Губы у него были крепко сжаты, когда он повернулся и взглянул на нее. Потом вдруг его лицо смягчилось, и, отвернувшись, граф опять уставился на воду.
— Собственно, ты и не должна этого делать, — наконец пробормотал он, словно обращаясь не к ней, а к себе. — Нет, не должна. Я… я прошу прощения, Хелен. Я ужасно поступил с тобой позавчера. И видит Бог, я сожалею об этом. Даю тебе слово джентльмена, что такое не повторится.
Хелен молча смотрела на Кэма. Полуденное солнце било ему в лицо, и сейчас его профиль казался ей греховно-прекрасным. Внезапный порыв ветра зашевелил его мягкие волосы, теребя упрямый вихор, при ярком дневном свете в темных кудрях поблескивала серебряная прядь, которой наградило его время — или заботы. Она подавила желание прикоснуться к ней и тут же заставила себя успокоиться. В голых ветвях над ее головой чирикала пара птиц, рядом журчала вода, пахло яблоками, обильно усыпавшими траву.
В общем, картина была столь же идиллической и столь же английской, как сотни других, которые они с Кэмом видели в годы их не очень счастливой юности. Хелен несколько опешила от бури чувств, вызванной у нее этой картиной, которую она пыталась забыть. Когда-то она, изображая пресыщенную жизнью на континенте особу, твердила себе, что эти сельские пейзажи так скучны, пыталась презирать то, что было ей недоступно.
Но разве она могла выбирать? В семнадцать лет Хелен осталась один на один со своими воспоминаниями о месте и о любви, которые у нее отняли. Да, она была молода, но боль-то испытывала настоящую.
И все же красота этого уголка и, разумеется, красота мужчины, сидевшего рядом, по-прежнему задевали каждую струнку в душе Хелен.